л их кончиком ножа, выложил на квадратную белую тарелку и накрыл сырными ломтиками. Сыр приятно расплавился на горячем хлебе. К этому времени вода в электрочайнике достигла необходимой для заварки зелёного чая температуры в девяносто градусов. Влад с наслаждением откусил тост, сделал глоток чая. Задумчиво поставил широкую белую чашку на блюдце. Замер с тостом в руке, опираясь локтем на каменную светло-розовую гранитную столешницу. Рядом на столе белая квадратная тарелка с полдюжиной сырников была заботливо накрыта сверху блюдом. Влад приготовил их для Альбины.
«Надо бы накормить её, – подумал он. – Тёплые сырники вкуснее, чем разогретые в микроволновке. И в то же время, жалко будить. Почти всю ночь напролёт промаялись с Артёмкой. Угомонились, кажется, около пяти часов. Малыш даже утреннее кормление проспал. Что же у него с животиком? Куксится, хнычет, кряхтит. И лекарство не помогает».
Влад стремительно поднялся, отодвинув стул, цвета светлого дерева, на металлических ножках.
«Разбужу! Пусть Алька позавтракает, пока воробей дремлет. А то проснётся, и молока у неё не будет».
Решительно направившись к двери, всё же остановился на полпути и вернулся к столу.
«Ладно, пусть поспит. Тёмка одно кормление пропустил. Так что молока у Али должно хватить. Хорошо, что сегодня врач придёт. Нужно посоветоваться. Сынишке уже три месяца, а живот всё ещё беспокоит. Вдруг это грыжа. Пусть осмотрит как следует».
Влад снова присел на стул, проглотил оставшийся кусочек тоста, выпил глоток чая и вновь замер с чашкой в руке. Сегодня он испытывал необычайное беспокойство. И это не было связано с сыном. Температуры у Тёмки не было, диким плачем он не заливался. Бессонная ночь – обычное дело с маленьким ребёнком. Наконец Влад вспомнил: сегодня ровно год со дня смерти человека, считавшегося его отцом. Он умер от инсульта в больнице, в которую привёз вместе с Альбиной раненого сына. Влад рассказал Альбине об отце после того как оказался дома. Аля, неотлучно находившаяся возле едва выжившего Влада в больнице, не беспокоила его расспросами. Только лишь дома она как-то раз осторожно произнесла:
«Влад, ты можешь мне сказать, почему эти люди, связанные с твоим отцом, стреляли в тебя?»
Он помолчал, нахмурившись. Однако воспоминания давили тягостным грузом. Опустившись на диван, Влад мягко взял Альбину за руку и, потянув к себе, усадил рядом. Он не выпускал её ладонь на протяжении всего разговора, нуждаясь в близости как никогда ранее.
«Аля, я не называл этого человека отцом прошедшие шесть лет. С того самого дня, когда он ударил мать. Причиной стала брошенная в пылу ссоры фраза, что она всё бы отдала, чтобы он не был моим отцом. Перед этим она упрекнула его в многочисленных изменах. Как я успел понять, это произошло впервые, и явилось для него полной неожиданностью».
Альбина, не сдержавшись, шумно вздохнула. Крепче сжав её ладонь, Влад продолжал.
«Я оказался невольным свидетелем. С тринадцати лет я учился и жил в Великобритании, приезжая к родителям только на летние каникулы. Когда бывал дома, то время проводил в основном с матерью. Отец редко появлялся, перебрасываясь со мной лишь незначительными фразами. Мне казалось, что родители живут нормально, не лучше и не хуже других семей. Частому отсутствию отца находилось объяснение. Он содержал дом на окраине города, обеспечивал неработающую жену, оплачивал моё обучение и проживание в Англии. О том, что доходы для всего этого он получал от полукриминального бизнеса игровых автоматов, я узнал позднее. Так же как и о том, что он постоянно изменял маме».
Влад помолчал. Альбина не торопила его, понимая как ему тяжело. Он заговорил, слегка охрипнув от волнения.
«Сразу после скандала маму сразил скоротечный рак. Я не отходил от мамы в течение всего месяца, пока она болела. Похоронив её, уехал в Москву. Работу в салоне по продаже супердорогих иномарок „Сааб“ и „Вольво“ я нашёл сразу после возвращения из Лондона. Однокомнатную квартиру купил, – Влад споткнулся, обозначая в разговоре отца, – этот человек ещё при жизни матери и по её настоянию».
Прочистив наконец горло, Влад продолжил жёстко, отведя взгляд. Альбина, напротив, не сводила с него глаз.
«В тот злополучный день, когда я кинулся на него, он назвал меня сыном проститутки, стараясь ещё больше оскорбить мать. Я не смог его ударить, в глубине души всё ещё считая отцом. Он отшвырнул меня ударом в лицо. Больше всего меня поразило, что он остался при этом хладнокровным. И, выходя из комнаты, ещё и припечатал меня упрёком в том, что я поднял руку на отца, обеспечившего меня всем. Ну и потом я придумал, как вернуть ему деньги, которыми он меня попрекнул. Через некоторое время в нашем городе появился мужчина по вызову, услуги которого могли оплатить только самые состоятельные женщины. Его так и звали Керидо – дорогой. Деньги, заработанные под маской Керидо, я передавал с курьером этому человеку, каждый раз делая надпись на конверте «от сына проститутки».
