style="font-size:15px;"> XXIX
Какое-то время он мыкался по квартирам. Все та же работа вскоре дала новый дом и новую женщину. Одной томительной ночью у N возникло желание рассказать ей всю правду (несмотря на то, что терапевт-психолог – этот несменяемый ангел-хранитель – категорически запрещал подобное), он разбудил свою даму, сбивчиво начал исповедь и, увидев, как она на него смотрит, быстро схватил и прижал ее ладонь к своему раскаленному боку:
– Чувствуешь шевеление?
– Нет, – сказала она.
– Как же нет? Пощупай еще.
Она неохотно пощупала.
– А сейчас? Неужели не бьется?
– Ну конечно же нет. Успокойся.
И жена отвернулась к стене.
XXX
Были новый ребенок, истерики, неизбежный дележ – удивительно, но еще оставались средства, – психолог настаивал на переменах («Поверьте, кругосветное плавание – самый лучший для вас рецепт. И, если можно, при обострениях немедленно сообщайте»). Таким образом, не прошло и недели со времени очередного развода, как N с чемоданом и своим намертво вцепившимся в него недугом оказался на респектабельном лайнере в более-менее сносной каюте посреди океана.
XXXI
Воздух, диеты, упражнения с гантелями (с одной лишь целью: чтобы отвлечься от единственной думы-фикс) внешне шли N на пользу – путешествующая публика благосклонно разглядывала несколько замкнутого, с некоторой, конечно, нервинкой, но вполне дружелюбного человека, а корабль, как водится, плыл. Повинуясь врачебным рекомендациям, с девяти его палуб, а также из экскурсионных автобусов N старательно пялился на мелькающий белый свет лишь затем, чтобы в один отвратительный миг убедиться: из всех этих Австралий, Европ и Америк бежать действительно некуда, сам будучи «ходячей тюрьмой», он путешествует по огромной камере, пусть необъятной, служащей ковчегом для всякой твари, но… Все дело и было как раз в этом ужаснейшем «но».
XXXII
Итак, несмотря на явленные плаванием прямо под нос ему сногсшибательные закаты, Южный Крест и Большую Медведицу, для N ничего не менялось. Ночами, оставаясь наедине с существом, он готов был бегать по каютному потолку (лишь неизвестно откуда берущаяся, весьма слабенькая, вопреки несокрушимому оптимизму доктора, вера в то, что когда-нибудь этот кошмар утихнет, продолжала не совсем устойчиво, но все же его подпирать). Что касается мира внешнего, N честно отбыл свой номер: пару раз, когда становилось особенно невмоготу, связывался с врачом, исправно ходил на завтраки, обеды и ужины, затыкая салфетки за ворот очередной свежей, как морское утро, рубашки, вел беседы с соседями по столику и, еще более приветливо, с соседками различного вида и возраста и, когда затем встречал наверху, посреди шезлонгов и шлюпок, представителей этого своеобразного стада, всякий раз вежливо приподнимал свое кепи. Была интрижка с какой-то чахоточной миллионершей,
