что она выросла, прислуживая жрице искусства и её питерским спутникам. В результате у поэтессы сформировалась такая скептическая рабочая дочка, кривящаяся при слове «искусство» и слове «поэзия». Видимо, у дочки «поэты» и «поэзия» навечно теперь ассоциировались с грязными тарелками и стопками, переплетённо лежащими в кухонной раковине. Трудно винить её в отвращении к поэзии после тысячи таких натюрмортов в раковине.
Ей двадцать лет, она – жилистый худенький маленький ребёнок, с сиськами размером с кофейные чашки. Большие серые глаза старше двадцати лет.
Смелая. Большой лоб. Под джинсами не угадывается попы.
– Какая ты тощая, Варька!..
Ей говорили, что она похожа на тощую Ванессу Паради.
Я рассказываю ей, что в середине восьмидесятых увидел эту Ванессу-подростка, всю состоящую из острых углов колен и локтей, сидящей тощей попой на стойке бара в ночном клубе «Бандюж». Тогда она ещё не была знаменита. Именно в эту ночь состоялась телепремьера клипа хита Ванессы «Джо, ле такси», после чего пошла её карьера. Что делал там я? Телеведущий Тьерри Ардисон пригласил меня и посадил за один стол с мсье Шабан-Дельмасом, тогда он был председателем Национального собрания Франции. Я пришёл с забинтованной головой, потому что накануне мне проломили голову трубой в рабочем пригороде Парижа, Обервилльерс…
Серые глаза слушают. Рука поправляет беленькую, подкрашенную чёлку. Париж, ночной клуб «Бандюж», пробитая трубой голова в рабочем пригороде. Им это интересно. Чужая моя жизнь, которую они никогда не проживут…
Если отец у тебя мясник, ты должен возненавидеть мясо? Видимо, так. Если мама поэт, ты ненавидишь поэзию.
Как я с ней познакомился? Она написала мне в лагерь и прислала фотографию. Старый греховодник, я определил её как «юную маргаритку» и написал ей ответ. Завязалась переписка. Пока со мной пребывала бультерьерочка, переписка тлела, когда я убедился, что бультерьерочка полностью бесчувственна ко мне, я поинтересовался у Вареньки: не собирается ли она в Москву? Я бы охотно встретился с ней, если денег нет, я оплачу билет.
И вот мы едем в «Волге» в мои Сыры. Сыры не производят на неё должного впечатления, хотя у въезда в туннель я показываю ей толпу бомжей, собравшихся в ожидании полевой кухни с едой. Благотворительные организации пользуются этой территорией для кормления бомжей. Оказывается, у неё в Питере, на её окраине, бомжи спят в её подъезде, так что она и ухом не ведёт.
Мы въезжаем в 4-й Сыромятнический переулок. Я показываю ей на площадку, ровно то место, где сейчас находится вход в центр современного искусства «Винзавод».
– Здесь с вечера стоят проститутки. Сутенёры привозят их на двух газелях.
Проститутки также не производят на неё никакого впечатления. Она простенько кивает: «Угу!», с таким скучающим видом, как будто сама проработала долгую жизнь проституткой. Между тем ей ровно двадцать лет, и она работает в книжном магазине.
У меня в квартире
