директор:
– На большие дела, Сима, переходим. Ой, на большие!! Ты что-нибудь про «Изумруд» слышал?
– А как же, грамотные, на чём и повязали, – самодовольно проговорил Сима и пропел:
Кольца и браслеты…
– Довольно, всё не то, – остановил его Фома Фомич поморщившись, – ты мне это брось. Сколько около меня, а всё из тебя старый дух прёт, как со старой свалки. Закопают её бульдозерами, скрейперами земли плодородной навозят, цветы посадят или ещё что, а она, милая, всё равно фонит, как радиоактивная… Если не слышал – это хорошо. Это даже очень хорошо… Изумруды… камешки… – процедил он. – Всё правильно…
Фома Фомич относился к тому, сейчас довольно распространённому типу людей, которые в удобное для них историческое время сумели благодаря не отягощённости своего «Я» моралью, добиться высокого положения, а, стало быть, и материального благосостояния. Эти два понятия в России существует как бы неслиянно и нераздельно. И, конечно, выбившись, как говорят в народе – «из грязи – в князи», наш герой иногда очень хочется прихвастнуть особым талантом и эта, можно сказать, единственная слабость, которая не то, что ему мешает, а может даже иногда и осложнить его жизнь, хотя из всех сложностей он всегда выходил целым и невредимым. Зачем он сказал Симе об «Изумруде»? Кто его за язык тянул? – Вот то-то и оно… Этого он и сам сейчас не объяснит, секретная инфрмация, а поди ж ты… взял и сказал… А сказал потому, что слаб человек и хочется этому человеку, в собственной слабости прихвастнуть, чтобы ещё более повысить свою значительность.
– А, что…, Фома Фомич!? – спросил Сима, – что-то намечается?
– Скоро всё сам узнаешь, – смотря поверх Симиной головы, проговорил директор, – Сказал бы тебе по дружбе, только раньше времени не говорят, плохая примета. Скоро думаю и ты себе «Жигули» заведёшь. Тебе, для начала семёрки хватит. Потом, думаю, отсюда съедешь; ты мне в городе будешь нужен. – Фома Фомич помолчал и раздумчиво добавил. – Большое, Сима, я строительство затеваю. Уже и участок со старым домом присмотрел. Коттедж строить буду. Вид – закачаешься, пол-Саратова видно, мост, пляж и вдалеке город Энгельс виднеется.
– Ух, ты! Здорово… – восхитился Сима, предвкушая, что он скоро переберётся в город и будет ни больше ни меньше как смотрителем на стройплощадке, то есть будет там глазами и ушами Фомы Фомича.
– Через месяц, другой… начнём…, – вглядываясь в ночные блики, над тусклыми фонарями на столбах, – проговорил мечтательно Фома Фомич.
– Да я хоть сейчас… – Сима почесал за ухом и, на лице его проявилась премного довольная улыбка.
– Сейчас нельзя. Я бы и рад. Пока старуха дуба не даст, что в этом доме живёт, нельзя, слово дал, а уж как отойдёт, тогда и начнём.
– А мы ей поможем, – хохотнул Сима. Фома Фомич нахмурился.
– Ты мне эти свои разудалые замашки брось. Нам спешить не надо. За домом дворник следит, я его уговорил.
– Нанял по-нашему? – уточнил Сима.
– Не
