и обогреть любого запоздалого путника. А уже назавтра мастера будут соревноваться в совершенстве замков, а люди косо поглядывать друг на друга, подозревая в каждом вора и грабителя. Совсем недавно соседи делились не только новостями, но и хлебом-солью, всем миром возводили друг-другу дома, ставили храмы, вместе пахали землю и заготавливали на зиму сено и дрова. Но вдруг что-то происходит с этим народом, с этими самыми же людьми. Как понять, что это «что-то», которое так может изменить человека, переворачивая вниз головой, выворачивая наизнанку все то, чем жили люди веками до этого? Почему мерилом всего вдруг становится то, что настоящей, истинной ценности не имеет? Бедность вдруг становится пороком, а богатство – достоинством. Не просто достоинством, а наивысшей целью, единственным критерием успешности, к которой стремятся, которой вожделеют, ради которой идут напролом по чужим судьбам, по чужим головам, по чужим жизням. По чужому ради своего.
Но все не могут быть богатыми и успешными. И где-то там, в самом низу, копится, зреет злоба, закипает ненависть, подогреваемая горечью обид и ненасытной завистью. Она ширится, она разрастается, она становится все нетерпимей и ожесточеннее. И подобно котлу с закрытой крышкой, под которым пылают угли, но нет выхода пару, растет и растет давление. И настанет миг, когда стенки котла не выдержат давящего на них изнутри жара, и мощный взрыв разорвет на мелкие кусочки сдерживающий его доселе металл, и торжествующий пар вырвется наружу, сметая и уничтожая ударной волной все вокруг без разбора.
Народная ненависть хуже парового котла. Она беспощадней и ожесточеннее, она безумна до остервенения. Упаси Бог вырваться ей наружу. Поэтому пар иногда надо спускать.
Об этом в тот самый вечер предупреждал Термз. Он разрезал изрядно подстывший пирог на почти равные части. Доля чуть побольше досталась самому Конеру на правах хозяина и распределителя. Все остальные довольствовались равными кусками. Когда раздача была завершена, все вдруг обратили внимание, что на блюде осталась еще одна, довольно весомая часть пирога. Лорды, заинтригованные загадкой, стали переглядываться.
– Скажите, Канцлер, – не удержался, чтобы не задать интересующий всех вопрос Лорд Долвил, – а для кого предназначен последний кусок, оставшийся на блюде?
– Для тех, кто этот пирог печет. – ответил Термз. – Запомните, господа, хорошенько запомните, если те, кто печет вам пироги, будут из раза в раз наблюдать, как вы набиваете свои утробы, не делясь с ними хотя бы крохами, в один прекрасный миг вместо пирога этот нож перережет вам глотку. Не забывайте, что нож приносят тоже они.
Глава 14. Первые дни в камере.
Гремя цепями, Блойд плелся за конвоиром по мрачным тюремным коридорам, едва переставляя непослушные ноги. Солнечного света, проникавшего сквозь редкие окошки-бойницы, было очень мало. Даже вел он себя совсем по-другому, не как в просторных залах дворцов, к которым
