а встанет на голову на самом краю волнореза, они быстрее позвонят в береговую охрану, чтобы спасатели держались наготове, чем скажут хоть слово рисковому чудаку.
Но Лера не чувствовала в себе такой внутренней свободы, а потому предпочитала “шалить”, только когда никто не видит.
Для 15-летней девушки, какой она себя ощущала в душе, балансировать на плите, задрав ноги, было простительно и даже весело. А вот для 28-летней по паспорту, да к тому же замужней леди – уже выглядело неприличным. Но ей вдруг так захотелось поймать прохладную волну в ладони. Энергия воды здесь, у края волнореза, была особенная – дикая, близкая, почти родная. Хотя на побережье Лера и жила-то всего полгода…
Море, несмотря на погоду, выглядело на удивление притихшим. Ворчливые тучи качали раздутыми от напряжения боками совсем низко и не сулили ничего хорошего. Но ветер, задувавший с берега, лишь слегка волновал поверхность воды.
Однако покоя не ощущалось. Затаившись перед надвигающейся бурей, море будто бы специально подманивало к себе, гипнотизировало по-змеиному, чтобы в миг потери самоконтроля совершить фатальное нападение.
В такие дни оно казалось особенно глубоким, почти бездонным. Не столько от мрачной поверхности воды, отражающей все оттенки потяжелевшего неба, сколько от ощущения внутреннего напряжения, которое будто бы клубилось под обманчивой гладью.
Лера вытянула руки, коснувшись воды едва-едва, одними подушечками пальцев, и тут же отдернула их, зябко сжав кулачки. За все это время она так и не смогла привыкнуть к пронизывающему холоду Северного моря. Но оно продолжало манить. Озноб пробегал от пальцев к плечам, отключая чувствительность не только тела, но и мыслей. И Лера искала этого внутреннего покоя, приходя к морю в смутные дни своей эмигрантской жизни.
Она выдохнула и опустила руки в воду по запястья. Закрыла глаза. Как обычно, спустя пару секунд суставы перестало ломить, и только по коже время от времени пробегали будто бы слабые разряды тока. Но в этом даже было что-то приятное.
В такие моменты Лера верила, что море – живое, и между ними – особая связь. Она растворялась в этой легкой игольчатой боли, плыла ей навстречу, протискивалась через нее, открываясь всем возможным ощущениям. И через какое-то время обычно приходили ответы на тревожащие вопросы. А вопросов в последнее время было много… Поэтому она частенько ходила к морю, как к личному терапевту, правда не всегда могла разгадать полученную информацию. Но на какое-то время становилось действительно полегче.
Так и в этот раз Лера сразу поймала поток и буквально через пару минут там, где воды только что были абсолютно спокойны, пробежала легкая волна и изящно нырнула под руки, как выпрашивающий ласку кот. Началось…
Она еще раз выдохнула и, не открывая глаз, тихонько запела любимую колыбельную:
Ой, пойду млада в темный лес,
По-ойду мла-ада в темны-ый лес…
На морском побережье Британии традиционная русская песня звучала более, чем странно. Но Лера же видела в этом абсолютную гармонию и логику.
Мелодия уносила к истокам, наполняла силой, пробуждала голос и вслед за ним – все тело. За простыми же словами угадывался глубокий смысл. Лес ассоциировался с чем-то темным, непознанным – с собственными тревогами и смутными мыслями. А лучший способ побороть страх и противоречия – окунуться в них с головой, войти в эту непролазную дремучую темень и посмотреть, что будет. Петь перед морской стихией про лес тоже, как ни странно, казалось логичным – кому еще рассказывать о своих страхах, как не личному психологу.
Мудрый и чуткий слушатель отзывался на незамысловатые строчки ритмичными и все более уверенными движениями волн, будто бы подбадривая и со всем соглашаясь. Лера окончательно расслабилась. Тело стало легким и звенящим, словно звучала каждая клеточка. Руки немели в воде, но она уже не чувствовала холод, с наслаждением ощущая только покалывающие вибрации воды.
И вдруг что-то резко выдернуло ее из этой медитации. На опущенных под воду запястьях словно одновременно захлопнулись наручники, впившись в кожу металлической хваткой. И если до этого морская вода казалась Лере холодной, сейчас ее пробрало до такой степени, словно кровь в венах выкристаллизовалась в лед. В нос ударил запах водорослей, рыбы и еще чего-то душно-тлетворного. Она дернулась, пытаясь освободиться от пугающего капкана. Но открыв глаза, снова замерла, охваченная волной еще большего ужаса.
Прямо на нее, не мигая, смотрели огромные глаза с бесцветными радужками. Впивались обездвиживающими иглами в ее зрачки, в ноздри, в горло, в каждую клетку тела. Позвоночник вдруг скрутило невыносимой болью. Она не могла пошевелиться и даже не думала вырваться – тонкие руки обладали нечеловеческой силой, продолжая все сильнее сжимать ее запястья и удерживать их под водой. Лере казалось, что сейчас этот безмолвный взгляд убьет ее одной своей пустотой и холодом. Она даже не пыталась
