а концентрация исторической правды и, видимо, трогает читателя достоверность мыслей и чувств российских людей ХХ века – героев романа.
Это – образ России в ее тяжелейшие годы. В центре – дед главного героя, весьма близкий к своему прототипу – деду автора: я еще успела его застать и оценить. Примечательно, что две яркие главы об этом герое, про которые многие читатели говорили: «Такое можно написать только с натуры!» – по личному признанию автора, вымышлены им с первой строки до последней… Что ж, во-первых, автор хорошо знал своего героя. А во-вторых – был талантлив.
В основе романа – история жизни семьи автора.
…Как и когда попала семья деда в Северный Казахстан – место действия романа? В 1910-е годы они жили в Виленской губернии, в городе Ново-Свенцяны. Леонид Петрович Савицкий там учительствовал и заведовал гимназией.
Начало мировой войны резко изменило жизнь семьи. Известный историк России М. К. Лемке, находившийся в те годы в гуще фронтовых событий, приводит донесение о неожиданно стремительном наступлении немцев на Ново-Свенцяны (они считались одной из главных станций Юго-Западного фронта) в конце августа 1915 года и о том, как в тот момент, когда 29 августа противник находился в 15 верстах от станции, были отданы распоряжения о спешной эвакуации «находившихся в местечке госпиталей, казенных учреждений и местного населения». Менее чем за сутки это было проделано; можно себе представить, как шла эвакуация семьи Савицких с шестью малыми детьми (старшему – восемь лет…). Семья осела в Екатеринославе (когда-то образованном Екатериной II в функции третьей столицы России) – то есть уже в Украине. Там в 1916 году родилась мать автора книги, самая младшая дочь, Евгения. Там же пошла она в школу: обучение шло на украинском языке и впоследствии в паспорте она указывала свою национальность – «украинка». Но кончала школу уже в Днепропетровске – город был переименован в 1926 году в честь большевика Григория Петровского, занимавшего в Советской Украине руководящие должности. (Сейчас Украина, проводящая десоветизацию также и в топографии, дала городу название Днепр.)
Семья уезжала с Украины в Сибирь после завершения младшей дочерью среднего образования в 1934–1935 гг. – скорей всего от голода и свирепствовавших эпидемий. Сначала – в Семипалатинск (с 2007 года – Семей), город на берегу Иртыша; в середине XIX века там несколько лет жил ссыльный Достоевский.
В этом городе в июле 1937 года Евгения Леонидовна Савицкая закончила Учительский институт, получила право преподавания химии и биологии в средней школе. Затем с родителями и уже с мужем, Павлом Ивановичем Чудаковым (преподававшим с 1933 года, приехав в Семипалатинск из Москвы, историю в средней школе), переехала в небольшой городок Щучинск – в семистах пятидесяти км, что по сибирско-казахстанским пространствам не так уж и далеко…
Город был выбран семьей по настоянию старшего сына, Николая Леонидовича, который работал недалеко от него на урановых рудниках, – и на их глазах стал наполняться ссыльными… В Щучинске (получившем в романе имя Чебачинска) 2 февраля 1938 года родился автор романа, поразив молодую мать и врачей своим весом – 5 кг.
Александр Чудаков помнил свои польские корни. Поступив на филфак МГУ, он в первом же семестре стал по собственному желанию изучать польский язык, и вскоре читал по-польски. Когда мы подружились на 3-м курсе, одно из первых его сообщений о себе было – родство (через бабушку) с Мари Кюри-Склодовской, имя которой в нашей стране пользовалось большой популярностью. И еще – ему очень нравилось, что девичья фамилия его бабушки состояла из трех частей – Налочь-Длусская-Склодовская…
Закончу это вступление сохранившимся в дневнике А. П. Чудакова отзывом на еще не опубликованный роман его молодого друга Р. Лапушина, поэта и филолога: «…Раскрытые окна, свежий ветер. Такого нет сейчас. …Это – счастливая книга, книга о счастье, вопреки всему».
Ложится мгла на старые ступени
Роман-идиллия
1. Армрестлинг в Чебачинске
Дед был очень силён. Когда он, в своей выгоревшей, с высоко подвёрнутыми рукавами рубахе, работал на огороде или строгал черенок для лопаты (отдыхая он всегда строгал черенки, в углу сарая был их запас на десятилетия), Антон говорил про себя что-нибудь вроде: «Шары мышц катались у него под кожей» (Антон любил выразиться книжно). Но и теперь, когда деду перевалило за девяносто, когда он с трудом потянулся с постели взять стакан с тумбочки, под закатанный рукав нижней рубашки знакомо покатился круглый шар, и Антон усмехнулся.
– Смеёшься? – сказал дед. – Слаб я стал? Стал стар, однако был он прежде млад. Почему ты не говоришь мне, как герой вашего босяцкого писателя: «Что, умираешь?» И я бы ответил: «Да, умираю!»
А перед глазами Антона всплывала та, из прошлого, дедова рука, когда он пальцами разгибал гвозди или кровельное железо. И ещё отчётливей – эта рука на краю праздничного стола со скатертью и сдвинутою посудой –
