перед шефом. Он понимал, что ситуация достаточно серьезная, поэтому лишь молча склонил голову в знак согласия.
– Я уже обо всем распорядился, требовалось лишь твое согласие, – договорил Борис.
– Я согласен.
– Спасибо, – просто ответил Борис. – Это еще не все. Как ты понимаешь, наследницей всего движимого и недвижимого остается Маша.
Андрей согласно кивнул.
– Таким образом, ты как бы остаешься под ее патронажем, во-первых, потому что она самый крупный акционер, во-вторых, член правления, – Борис очень внимательно смотрел на Андрея. Тот выдержал взгляд.
– Хорошо, – произнес Борис, внезапно как-то обмякнув в своем кресле. – Теперь я приступаю к самой деликатной части нашего с тобой разговора. Андрей, Маша очень хорошая девушка.
– Я знаю об этом.
– Лучше многих. Вы остаетесь с ней вдвоем, чтобы править всей этой империей. Так не лучше ли вам стать одной семьей?
Андрей сидел, опустив голову на руки. Он молчал.
– Послушай, друг, – вкрадчиво сказал Борис, – я не покупаю тебя. Маша хороша и без всех этих миллионов. Честно говоря, я больше беспокоюсь о ней, чем обо всем остальном. А она любит тебя, я знаю… – он подождал немного и продолжил, – я не требую от тебя немедленного ответа. Но, если ты обещаешь мне подумать над этим предложением, то, по крайней мере, обнадежишь меня.
– Я обещаю, – тихо ответил Андрей.
25
Телефон вывел ее из задумчивости. Ночной звонок не предвещал ничего хорошего.
Это был лечащий врач матери:
– Госпожа Соболева, – начал он, – у вас сейчас ночь, прошу прощения за беспокойство…
– Доктор, какие могут быть церемонии! – взмолилась Рита. – Что случилось?
– О, мне так жаль! Ваша мама…
– Неужели?!
– Нет, нет, пока еще нет. Но, вы можете не успеть. Вам лучше приехать и немедленно.
Трубка дрожала в ее руке, Рита никак не могла совладать с собой, чтобы ответить.
– Я должен позвонить вашему отцу? – с беспокойством спросил доктор.
– Благодарю вас, я сама, – наконец ответила Рита.
Они вылетели вдвоем, просто исчезли, почти никого не поставив в известность. Опасались навязчивых журналистов и болезненного любопытства знакомых и незнакомых людей.
Рита плохо помнила как сам перелет, так и все, что за ним последовало. События мелькали, черно-белыми картинками, оставляя ее почти равнодушной. Она практически не разговаривала, если не считать автоматически произнесенных дежурных фраз. Она плохо запомнила наиболее важное – само прощание и смерть матери. Зато, почему-то, осталась в памяти примерка черного траурного костюма, даже не сама примерка, а отраженная в зеркале незнакомка с лицом, спрятанном за вуалью. Вокруг нее суетились какие-то люди, ее то и дело переставляли с места на место, словно она была не живым человеком, а манекеном. Это забавляло, она даже рассмеялась. После этого доктор
