себя посмотрите! – закричала мисс Бэдекер сердито. – У вас руки трясутся! Я бы ни за что не согласилась, чтобы вы меня оперировали!
Такой оказалась эта компания. Почти последнее, что я помню, было то, как мы стояли с Дэйзи и наблюдали за этим кинорежиссером и его Звездой. Они все еще сидели под белой сливой, а их лица почти касались друг друга, так что между ними проникал лишь тонкий, бледный луч лунного света. Мне показалось, что он очень медленно наклонялся в ее сторону весь вечер именно для того, чтобы достичь этого близкого расстояния; и действительно, на моих глазах он сделал последний наклон и поцеловал ее в щеку.
– Мне она нравится, – сказала Дэйзи. – Я думаю, она мила.
Но остальное оскорбляло ее, и это бесспорно, поскольку там не было места манерам, – там было место чувству. Она была в ужасе от Уэст-Эгга, этого не имеющего аналогов «места», которое Бродвей устроил на месте рыбацкого поселка на Лонг-Айленде, в ужасе от его первозданной жизненной энергии, которая стонала под заезженными эвфемизмами, и от слишком бесцеремонной судьбы, которая гнала стадо его обитателей по прямой из грязи в грязь, но никак не в князи. Она видела нечто ужасное уже в самой этой их простоте, которую она не могла понять.
Я сидел на ступеньках крыльца с ними, пока они ожидали свой автомобиль. Здесь, перед домом, было темно; только льющийся из дверного проема яркий свет освещал десять квадратных футов темноты, растворяясь в мягкой черноте утра. Изредка чья-то подвижная тень появлялась на фоне опущенной шторы уборной на втором этаже и исчезала, уступая место другой тени, создавая таким образом бесконечную процессию из теней, которые нарумянивались и напудривались перед невидимым зеркалом.
– И все-таки, кто такой этот Гэтсби? – неожиданно спросил Том. – Наверно, какой-то большой бутлеггер?
– Кто тебе это сказал? – поинтересовался я.
– Никто мне не сказал. Это мое предположение. Очень многие из этих скоробогатых просто большие бутлеггеры, как ты знаешь.
– Только не Гэтсби! – отрубил я.
Он замолчал на мгновение. Щебень аллеи скрипел под его ногами.
– Ему, должно быть, пришлось изрядно попотеть, чтобы собрать вместе этот зверинец.
Легкий порыв ветра потрепал серую дымку шерсти на воротнике Дэйзи.
– По крайней мере, они более интересные люди, чем те, которых мы знаем, – сказала она, будто выдавливая из себя слова.
– Что-то я не видел у тебя особого интереса.
– О, нет, почему же?
Том рассмеялся и повернулся ко мне.
– Ты видел лицо Дэйзи, когда та девушка попросила ее окунуть ее под холодный душ?
Дэйзи начала петь, создавая музыку своим хриплым, ритмичным шепотом, открывая в каждом слове значение, которого оно никогда не имело до этого и никогда не будет иметь после. На высоких тонах мелодии ее голос приятно прерывался, продолжая выводить ее, как это бывает у контральто, и каждый такой переход передавал воздуху какую-то толику ее теплого
