можно встретить молоденьких майко[57] в ярких кимоно и с красивыми прическами. Такие они хорошенькие, Арэкусандору-сан, как только что распустившиеся цветы в погожий весенний денек… но мой Рику совсем не обращал на них внимания, смотрел только на меня, обыкновенную женщину, я и тогда ведь была самой обыкновенной, да и одевалась скромно – в ученицы гейши меня бы точно не взяли. – Она грустно улыбнулась. – В одной из лавочек возле храма Киёмидзу-дэра[58] Рику выбрал для меня подарок – тяван с нарисованными волнами. Помню, он сказал тогда: мы ведь живем на острове, моя Изуми, так что, куда ни пойди, всюду у нас берег моря, пусть и дома у нас тоже будет морское побережье, нужно быть благодарными судьбе за все, чем она нас одаривает. Я к этому тявану подобрала тарелочку для вагаси[59] и подставку для венчика, которым взбивают маття. Тарелочка давно раскололась, еще Рику был жив, подставка куда-то затерялась, а теперь вот и тяван…
– А, соо нан дэс ка[60]… но, может быть…
– Как же так… как же так получилось…
– Послушайте, Мацуи-сан…
– Арэкусандору-сан, разве вы не понимаете. – Изуми, похоже, снова собиралась заплакать. – Это ведь мой Рику на том свете на меня рассердился за то, что я предала его, вот подаренный им тяван и выскользнул у меня из рук.
– Может быть, его еще можно склеить? Я бы мог попробовать, Мацуи-сан… хотите?
Она покачала головой, стоя на коленях и прижимая к груди пригоршни осколков, так что Александр испугался, что она может поранить себе ладони, и тихо ответила:
– Спасибо вам, Арэкусандору-сан, но этот тяван уже нельзя склеить, столько маленьких осколков… если бы он только раскололся надвое, а ведь он разбился вдребезги, как будто о́ни ударил по нему своей колотушкой. Такие маленькие осколки, кто бы мог подумать, что в Гионе делают такую хрупкую керамику.
– Мацуи-сан… – Он вздохнул. – Ладно, Мацуи-сан, я… наверное, мне лучше уйти.
Она кивнула, медленно поднялась, придерживаясь рукой за край кухонного стола, бережно ссыпала осколки тявана в карман фартука и сходила за зонтом. Только на пороге, выйдя закрыть за Александром дверь, она наконец подняла голову:
– Вы ведь даже завтрак свой не съели, Арэкусандору-сан.
– Ничего, я в городе перекушу. – Он осторожно дотронулся до ее плеча: – Об этом не беспокойтесь.
Он остановился возле кафе «Анко»[61] («самые вкусные якитори[62] на всем побережье и большой выбор напитков») и рассеянно уставился на желтый кленовый лист, плававший в луже у входа. Стоило тащиться за восемь тысяч километров, чтобы все было точно так же, как дома, разве что в России мороженое не посыпают изредка мелкой вяленой рыбой и двери делают не раздвижные, а на петлях. На обтрепанной шторе-норэн[63], закрывавшей дверной проем, был намалеван черной краской сам анко: из-за ветра казалось, что он плывет в пронизанном дождем воздухе, широко разевая зубастую пасть. Спустя
舞妓 – буквально «танцующее дитя», название учениц гейш, изначально принятое в Киото и Осаке, но употребляемое по всей Японии.
清水寺 – буддийский храмовый комплекс в районе Хигасияма города Киото, одна из основных его достопримечательностей. Полное название – Отовасан Киёмидзу-дэра (音羽山清水寺).
和菓子 – традиционные японские сласти.
そうなんですか……。 – Вот как…/Вот оно как… (может иметь как утвердительную, так и вопросительную интонационную окраску).
«Морской чёрт».
焼き鳥 или 焼鳥 (буквально «жареная птица») – японское блюдо из кусочков курицы, в том числе кожи, хрящей и потрохов, поджаренных над углями на бамбуковых шампурах. Соответственно, якитория (焼き鳥屋) – «лавка, в которой готовят/подают якитори».
暖簾 или のれん – традиционный прямоугольный занавес, который вешают для отделения пространства в комнате или в дверном проеме, а также для удержания теплого воздуха внутри помещения. Чаще всего норэн можно встретить перед входами в магазины, рестораны и питейные заведения, при этом на норэне обычно изображается торговый знак предприятия.
