никакую дурь вглубь закапывать, чтобы тебя за это потом темные цепляли. Ну, будет тебе…
– Извини, – Амалия довольно быстро успокоилась и вытерла слезы. – Пожалуй, надо попросить еще чаю у горничных. Или сходим в учительскую столовую?
– Лучше здесь посидим, у тебя уютно. Расскажи еще немного о ректоре, – попросила Интента, вновь занимая руки нитками. – Почему принц Маркал вдруг превратился в Черного лорда? Это же книжный персонаж, верно?
– Ну… я сама читала пару романов этой Пестрой, но давно, девчонкой еще. Не знаю, может, и правда они встречались.
Интента недоверчиво посмотрела на подругу, отвела взгляд в сторону, мысленно что-то подсчитывая, а потом пожала плечами и улыбнулась:
– Думаешь, он действительно оборотень?
– Нет, конечно, – Амалия вздохнула. – Но мало ли у кого какие прозвища бывают? Что-то из этого всего должно же быть правдой, иначе откуда все это взялось?
– Да, действительно, откуда? – неопределенно ответила Интента, внезапно глубоко погрузившись в свои мысли. А потом фыркнула и рассмеялась едва ли не до слез.
– Ты что?
– Так, ничего. Ничего, – махнула головой она. – Глупость в голову пришла. Не обращай внимания.
Глава 6
Интересная штука – память: ты сам выбираешь, что вспоминать. Захочешь выбрать плохое, какую-нибудь гадость про человека, который тебя обидел – и только гадостное и вспоминается. А на хорошее настроишься – придут самые замечательные моменты, которых только что будто и не было в голове – целый ассортимент счастливых мгновений вылезает из прошлого, как в магазине. Но вот что интересно: если думать о плохом, то кажется, что и не было ничего хорошего. А если о хорошем припоминаешь, то плохого – как не бывало.
И в результате выходит, что ты не можешь вспомнить все сразу: и хорошее, и плохое, и то, что было между этим. Самое-то главное: то, как было на самом деле, вспомнить нельзя.
Примерно такими философскими размышлениями внезапно накрыло лорда Мерсье, когда он получил письмо от прежней возлюбленной. Перечитав его трижды, скомкав бумагу в ладони, он глубоко вздохнул, плотно закрыл глаза и откинулся в кресле, размышляя. Если бы эта весточка пришла к нему три года назад, она сделала бы его счастливейшим из людей. Даже два года назад он, наверное, прыгал бы от радости и дрожащими руками схватился бы за перо, чтобы немедленно ответить – и мчаться к ней, мчаться без минуты промедления.
Даже в прошлом году он еще, бывало, вспоминал свою фею, и его сердце слегка кровоточило. Случись письму застать его в такой день – он среагировал бы инстинктивно, без оглядки, подумал бы, что судьба.
Но вышло так, что послание чересчур припозднилось. Теперь, когда все его раны затянулись, внезапная мольба о помощи от этой феи оставила его равнодушным. И все, о чем он размышлял, – это послать ей вежливый отказ или оставить письмо вовсе без ответа. И выбор хотелось сделать не в пользу вежливости, а, наоборот, в сторону такого варианта, который уязвил бы ее сильнее.
