постоит, зашкурит что-нибудь или подошьет. Ей по барабану, где что лежит и как. И Василь попытался действовать лаской. Стал говорить Ульяне, что без нее не справился бы. Благодарить за каждый пустяк. Не сработало. Ульяна расцвела немного, стала улыбаться, но объедки не выкидывала. Инструменты оставляла где попало. И тогда Василь сделал то, чего никогда себе не позволял, – смирился. Раз тетка досталась пожившая, ничего не поделаешь. Не каждого зверя можно выдрессировать. Шилья он складывает в ящик, каучуковые обрезки в корзинку для рукоделия, шнурки вешает на крючки в соответствии с рангом. Помещение у них небольшое, поэтому все нужно разложить так, чтобы выкроить хоть пятачок чистого места. Тесновато, да, но метры, которые им бы не помешали, стоят знаете сколько? Арендную плату-то Иван с Викторией понижать не собираются. Зато, не вставая с места, можно дотянуться почти до всего, что нужно.
У Василя только одна «слепая зона» в помещении – картонная коробка с обувью, которую не забрали вовремя. Она занимает, конечно, место, которое пригодилось бы под корзину для обрезков. Да и в прейскуранте есть страница, где разъясняется, что он «обязуется хранить вещи заказчика лишь в течение месяца». Но выбросить обувь – это что-то вроде предательства.
Обычно рано или поздно заказчики за ботинками возвращаются. Но четыре пары лежат в коробке уже давно, какие и больше трех лет. Василь помнит этих клиентов. Иногда он фантазировал, прикидывая, что может заставить человека бросить свою обувь. Раз ты решил дать ей ремонт, значит, она тебе нужна. Не хочется думать, что что-то нехорошее случилось. Может, за границу нежданно-негаданно улетел заказчик. Переехал в теплые края, и на фига ему теперь ботинки. И может быть, в один прекрасный день потеряшка соскучится по родине, вернется и заберет их. Он хотел думать так. Но все в торговом комплексе только хмыкали: «Теплые страны, Василь, как же…»
Но нужно верить в хорошее. Ему даже сон приснился накануне. Что явился к нему парень, который сдал когда-то и не забрал замшевые пижонские полуботинки, и признался: «Я их так долго не забирал, потому что у меня ножек не было, а теперь есть». Так и сказал – «ножек». Парень, правда, выглядел не так, как три года назад, заматерел маленько. Василь во сне даже всплакнул от значимости момента – улетают замшевые птенчики из гнездышка, в котором так долго просидели. А парень взял их спокойно и ушел.
Первая пара. Туфли-лоферы синие. Сдавала миленькая юная брюнеточка
«Дорогая, – начал он, – нет слов, чтобы описать, что я испытал, когда получил посылку от тебя». Поколебавшись, он заменил «дорогая» на «любимая». Но не вспугнет ли такая рьяность робкую птичку? Давно уже убедившись в том, что женщине ни одно проявление любви не кажется чрезмерным, он все равно продолжал порой морщиться от собственных формулировок. Писал письма, будто принимал лекарства – сначала противно, потом полезно. «Любимая» и «единственная» воздавали сторицей. Та любовь,
