ерсию Уолл-стрит на Лонг-Айленде.
Какой же прекрасной была эта мысль! К тому моменту, когда мне исполнилось двадцать семь лет, я владел одной из самых больших брокерских фирм в Америке. Сюда приходили молодые и неопытные ребята и получали здесь такое богатство, какое они даже представить себе не могли.
Моя фирма называлась «Стрэттон-Окмонт», хотя теперь я понимаю, что лучше было бы назвать ее «Содом и Гоморра». Подумайте сами, не в каждой фирме удается в подвальном этаже развлекаться со шлюхами, на парковке встречаться с наркодилерами, прямо в брокерском зале держать экзотических животных, а по пятницам соревноваться, кто лучше пнет карлика.
Когда мне было за тридцать, у меня уже были все лучшие игрушки Уолл-стрит – особняки, яхты, личные самолеты, вертолеты, лимузины, вооруженные телохранители, множество домашних слуг, наркодилеры, являвшиеся по первому вызову, шлюхи, принимавшие кредитки, полицейские, ожидавшие подачек, политики, находившиеся у меня на жалованье, столько экзотических автомобилей, что я мог бы начать ими торговать, – и к тому же верная и любящая блондинка – вторая жена по имени Надин.
Вообще-то вы, наверное, видели Надин в 90-е годы по телевизору, это она была той невероятно сексуальной блондинкой, которая пыталась впарить вам пиво «Миллер лайт» в рекламных паузах передачи «Футбол по понедельникам». У нее было ангельское лицо, но работу она получила благодаря своим ногам и заднице, ну и конечно, благодаря ее стоявшим торчком молодым сиськам, которые она недавно увеличила до размера C – сразу после того, как родила нашего второго ребенка. Моего сына!
Наш с Надин стиль жизни я про себя привык называть «Богатые и никчемные» – это была суперсексуальная, супернаркотическая, супервызывающая, перехлестывающая через край версия Американской Мечты. Мы мчались вперед по крайней левой полосе со скоростью 200 миль в час, касаясь руля лишь кончиком пальца, никогда не сигналя и никогда не оглядываясь – а зачем оглядываться? Удивительно, как быстро разрушалось наше прошлое. Оглядываться назад было слишком больно, намного легче было броситься вперед и продолжать нестись со страшной скоростью по дороге, молясь, чтобы прошлое нас не догнало. Но ему это, конечно, удалось.
На самом-то деле я балансировал на грани катастрофы уже с тех пор, как небольшая армия агентов ФБР ворвалась в мое поместье на Лонг-Айленде и увела меня в наручниках. Это произошло теплым вечером во вторник, за неделю до Дня труда и меньше чем через два месяца после того, как мне исполнилось тридцать шесть лет. Агент, пришедший меня арестовать, сказал: «Джордан Белфорт, вы обвиняетесь в двадцати двух случаях мошенничества с ценными бумагами, в махинациях с акциями, в отмывании денег и в создании помех правосудию…» Тут я перестал его слушать. В самом деле, зачем слушать перечисление преступлений, которые я и сам знал, что совершил? Все равно что нюхать бутылку, на которой и так написано: «Скисшее молоко».
Так что я просто вызвал моего адвоката и смирился с необходимостью провести ночь за решеткой. И когда они уводили меня в наручниках, моим единственным утешением была возможность попрощаться с моей любящей второй женой. Она стояла на пороге в коротких джинсовых шортиках и со слезами на глазах. Она потрясающе выглядела даже в тот вечер, когда меня арестовали.
Когда меня вели мимо нее, я прошептал: «Не волнуйся, моя сладкая. Все будет хорошо», а она грустно кивнула и прошептала в ответ: «Я знаю, детка. Оставайся сильным ради меня и ради детей. Мы все тебя любим». Она послала мне воздушный поцелуй и смахнула со щеки слезу.
А затем меня увели.
Часть I
Глава 1
Что было потом
4 сентября 1998 года
Джоэл Коэн, взъерошенный помощник прокурора по Восточному округу Нью-Йорка, был тем еще ублюдком и к тому же еще сутулился, как дегенерат. Когда на следующий день меня привезли в суд, то он попытался убедить судью не выпускать меня под залог, обосновывая это тем, что я – прирожденный мошенник, патологический обманщик, закоренелый любитель шлюх, неизлечимый наркоман, человек, постоянно оказывающий давление на свидетелей, и стоит мне выйти из тюрьмы, я улечу, что твоя Амелия Эрхарт.
Он чертовски много всего сказал, но меня обидели только «наркоман» и «любитель шлюх». Вообще-то я был чист уже почти восемнадцать месяцев и к тому же поклялся не прикасаться к шлюхам. Но как бы то ни было, судья назначила мне залог в 10 миллионов долларов, и за двадцать четыре часа моя жена и мой адвокат сделали все необходимое для того, чтобы меня выпустили.
И вот наступило то мгновенье, когда я спустился по ступенькам здания суда и оказался в объятиях моей любящей жены. Была пятница, солнечный день, она стояла на тротуаре в коротеньком желтом платье без рукавов и босоножках под цвет платья на высоких каблуках и выглядела так, что пальчики оближешь. В это время лета, в этой части Бруклина, в четыре часа дня солнца светило как раз под таким углом, чтобы был
