пожеланиям публики, антрепренер Казанский добавлял в репертуар театра все новые и новые страшилки – с патологическими и изощренными убийствами. Вот лишь некоторые названия пьес – «Смерть в объятиях», «На могильной плите», «Час расплаты», «Последний крик» и т. п.
Появление «театра сильных ощущений» стало заметным явлением в жизни Петербурга. Критики гневно обвиняли театр в «антихудожественности». Впрочем, и возникновение этого театра, и столь бурный интерес к нему публики вовсе не были случайными. В те годы столичная интеллигенция переживала острый кризис, порожденный ужасами совсем недавно подавленной «смуты» – потом ее назвали первой русской революцией.
Разочаровавшись в прежних ценностях «народолюбия», общество лихорадочно искало другие идеалы. Именно тогда в среде столичной публики стало модным говорить о самоуничтожении, любви к смерти. Корней Иванович Чуковский отмечал в обзоре сезона 1908/09 годов сильнейшую вспышку некрофильства в литературе.
Впрочем, прошло всего два месяца, и петербургской публике наскучили ужасы от антрепренера Казанского. Постепенно зрители пресытились зрелищем маньяков и садистов и перестали устраивать аншлаги в театре на Литейном. Осенью 1912 года в театр, который стал называться «Мозаика», пришел новый главный режиссер – известный актер Александринки Г.Г. Ге. К тому времени Казанский уже не являлся владельцем театра, а был только его главным режиссером. Судьба его сложилась печально: в 1913 году он умер в нищете, и деньги на его похороны собирали по подписке…
Вернуть праздник Масленицы!
Мы привыкли жаловаться на жизнь, говоря, что раньше все было гораздо лучше. И жизнь была лучше, и люди были лучше, и зима была снежная… Причем это пресловутое «раньше» может измеряться и годами, и десятилетиями, а порой и столетиями. Главное – раньше было лучше, чем сейчас.
Впрочем, мы вовсе не изобретаем велосипед: сетования на то, что «вот раньше-то было время, а теперь все не так, как прежде», характерны для всех времен и поколений. Поэтому, когда сегодня говорят о нынешнем упадке нравов, утверждая, что вот раньше-то все было иначе, воспринимайте это с изрядной долей скептицизма: ничто не ново в нашем мире. Как говорится, «в старину живали деды веселей своих внучат».
К чему все это предисловие? Вы никогда не угадаете: мы будем говорить о любимом празднике – Масленице. Век назад, в эпоху «блистательного Санкт-Петербурга», петербуржцев вдруг охватила ностальгия по прежней разгульной Масленице, с веселыми балаганами, народными представлениями, катальными горками и каруселями. Прежней – той, что была в эпоху бабушек и дедушек. Тогда праздничные гуляния устраивались возле Адмиралтейства, а также на Царицыном лугу – Марсовом поле.
«Наши деды и бабушки, конечно, веселее проводили дни русского карнавала, – уверял в феврале 1914 года журналист «Петербургской газеты». – Были балаганы, вейки, тройки и блины, блины,
