порождает убеждение в Божьем присутствии в мире. Непосредственный опыт оживления дыханием Божьим изменяет перспективу рассмотрения реальности. Однако конечно же все еще остается задача осмысления мира в свете этой перспективы[70].
Перспектива «дыхания духа» может взаимодействовать с наукой путем взаимного дополнения. Прежде всего, как и со всеми убеждениями, определяющими фон принимаемых решений, убеждения такого «духовного» порядка влияют на вероятность критериев, которыми мы оцениваем доказательства и – что, возможно, еще более важно – формулируем гипотезы для исследования. В некотором смысле богословские предпосылки могут служить картой сокровищ для того, чтобы узнать, где же производить исследовательские раскопки. Или, если использовать пример из Евангелий, они могут подсказать, где необходимо забросить сети нашего исследования. По-видимому, господствовавшая наука рыболовли того времени не поддерживала идею повторного выхода в море после неудачной ночи (у Луки) или забрасывания сетей на правую сторону лодки вместо левой стороны (у Иоанна). «Но я сделаю, как Ты говоришь, и заброшу сети». Некоторые из моих ученых коллег могут возразить на такое представление, однако в эволюционной теории существует множество гипотез – включающие предложения направленного действия, прогресса, даже цели; непреодолимости; самоорганизующегося порождения; альтруизма, – которые не принимаются господствующей парадигмой (которая ни в коем случае не является бесспорной), но могут быть приняты откровением и христианским опытом и которые подлежат эмпирической оценке. Сети забрасываются на стороне лодки, где «дышит дух» не для того, чтобы развить аргумент, а чтобы попытаться понять мир в свете открытости духу. Однако какими бы ни были аргументы относительно того, где надо забрасывать сети, существенным является не рассказывать «рыболовные истории» о собранных нами данных, так, чтобы мир мог вернуться и помочь нам оформить наиболее фундаментальные убеждения.
Это объясняет взаимодополняющий образ обязательства: научное исследование может быть не только объектом помощи, но и само может помочь вере, подтверждая ее или ставя ее перед вызовами. Увидев обилие рыбы, Петр «припал к ногам Иисуса… ибо ужас объял его» (Лк 5. 8–9). Благодаря совпадающим утверждениям можно твердо увериться в том, во что человек уже начал верить. И наоборот, наш опыт мира может порождать соответствующее сомнение. Интересно, что подумал бы Корнилий, если бы в ответ на призыв духа посланники были бы посланы в Иоппию искать в доме Симона-кожевника человека, названного Петром, а им бы сказали, что Симон умер два года назад и что в городе нет человека по имени Петр. Нам предлагается исследовать духов. Даже если скептически относиться к попытке естественной теологии выискивать факты для поддержки заключений веры, противоположная крайность (критикуемая в ответе Панненберга Барту, цитировавшемся выше) сводится к вере, которая больше не занимается миром поиска. Сложно понять, как вера в библейского творца
В своем Введении к «Мыслям» Паскаля Элиот отмечает, что задачей христианского интеллектуала является не развитие аргументов в пользу девственного рождения при помощи подсчета шансов зачатия при спонтанном партеногенезе, а развитие целостного понимания нашей веры и ее отношения к миру.
