без особой необходимости. Но как раз сегодня к вечеру ему настоятельно требовалось подкрепиться пресной лепешкой.
Рядом с ним шел парень, зять его домовладельца. Болтливый по натуре, он не закрывал рта с тех пор, как вышли из дома. Отец Хамнета прислушивался к его словам лишь время от времени – парень жаловался на тестя, обман с приданым и невыполненные обещания. Пропуская мимо ушей эти жалобы, он приглядывался к закатному солнцу, думая о том, как оно спускается, словно по ступенькам, по узким провалам между зданиями и освещает блестевшую после дождя улицу, о пресной лепешке, что ждет его на набережной, о том, как хлопало на ветру и пахло мылом выстиранное белье, висевшее над его головой; попутно мелькнули воспоминания о жене, как она закалывала шпильками свои густые волосы, делая прическу, и при этом лопатки на ее спине то сходились, то расходились или с какой легкостью она зашивала нос его башмака, словно иголка в ее руках шила сама собой, и о том, что ему давно пора зайти к сапожнику, возможно, он это сделает после того, как подкрепится лепешкой и избавится от ворчливой болтовни зятя домовладельца.
Но где же Хамнет? Он как раз опять вошел в дверь родного флигеля, построенного на узком клочке свободного места. Он не сомневался, что теперь-то кто-то из родных вернулся домой. Они с Джудит больше не будут одни. И кто-то из взрослых наконец-то поможет им, позаботится о Джудит, кто-то скажет ему, что все будет хорошо. Он вошел в дом, громко хлопнув дверью. Мальчик призывно крикнул, сообщая, что он вернулся домой. Помедлил, ожидая ответа, но дождался лишь полной тишины.
Если встать около окна в доме на ферме «Хьюлэндс» и склонить голову на плечо, то можно увидеть край леса.
Возможно, вам откроется изменчивый и беспокойный зеленый массив: ветер играючи ласкает и ерошит листву; каждое дерево по-своему откликается на эти ветреные игры, даже два соседних дерева по-разному кренятся, трепеща и взмахивая ветвями, словно стремятся взлететь, вырваться из самой питающей их родной почвы.
Лет за пятнадцать до того, как Хамнет бегал к дому врача, утром в начале весны возле вышеупомянутого окна стоял репетитор латыни, рассеянно подергивая кольцо в своем левом ухе. Он задумчиво созерцал лесные деревья. Их общее присутствие, стройной стеной обрамлявшее земли фермы, напомнило ему театральный задник, своего рода раскрашенный занавес, что быстро разворачивается на подмостках, дабы дать возможность зрителям почувствовать, как они перенеслись в лесистую местность, покинув город или улицы предыдущей сцены, теперь они уже попали в объятия дикой, вероятно, опасно-изменчивой природы.
Его лицо слегка нахмурилось. Он продолжал стоять у окна, так прижимая к стеклу руку, что побелели кончики пальцев. Мальчики сидели за его спиной; они спрягали глаголы, временно выпав из внимания репетитора, ведь он напряженно приглядывался к поразительному контрасту между яркой весенней синевой небес и молодой, едва распустившейся свежей зеленью лесной листвы. Эти цвета, казалось,
