й до Йемена и даже до Эфиопии. В XVIII веке империя уступила России первенство на Черном море и на Кавказе; в XIX она потеряла Балканы, где возникли национальные государства, из которых самым известным стала Греция; в XX веке она потеряла арабские земли. Балканы и Средний Восток обеспечивают миру множество проблем еще с тех пор, и таким образом даже в наши дни существует определенная ностальгия по Османской империи.
Лоуренс Аравийский, англичанин, много сделавший в 1916 году для разжигания мятежа арабов против турок – так их называли иностранцы, хотя сами они стали использовать это слово лишь позднее – удивлялся, глядя на Ирак, когда британцы захватили его в 1919 году. Его поражало, почему эта местность оказалась в таком убийственном конфликте всех против всех: у британцев была армия в 100 000 человек, оснащенная танками, самолетами и отравляющими газами, в то время как турки поддерживали мир в трех иракских провинциях Басра, Мосул и Киркук при помощи лишь 14 000 местных ополченцев и всего девяноста казней в год.
Точно такое же наблюдение можно было бы сделать и относительно Палестины, где британцы после тридцати лет попыток привести к согласию арабов и евреев в конце концов отступились и позволили заниматься этим Объединенным Нациям. Балканы (а также Кавказ по тем же причинам) демонстрируют другой вариант той же самой головоломки. Османская империя сохраняла мир, или, по крайней мере, держала проблему под контролем. Это хорошо сравнимо, скажем, с Британской Индией, которая – хотя вице-король в 1904 году считал, что она просуществует вечно – прожила менее века.
Британская Индия также увенчалась развалом, в результате чего возник Пакистан как исламское государство. Он, в свою очередь, тоже разделился, когда откололась Бангладеш, и мир не особенно удивился бы, если бы распался сам Пакистан – по аналогии с развитием ситуации в Афганистане.
Это ставит центральный вопрос, касающийся современной Турции. Летопись ислама в современном мире небезупречна. Даже если счесть слишком резкой формулу молодого турецкого историка, исследователя Центральной Азии Хасана Али Карасара «Ислам, политика и экономика: выбери два», то вопрос все равно останется довольно серьезным. Османской империи и Турецкой республике, которая сменила ее в Анатолии, пришлось бы серьезно поразмышлять, чтобы дать на него ответ. До какой степени успех османов базировался на исламе? Или следует читать это по-другому и просто сказать, что османы были успешны, когда их ислам не воспринимался слишком серьезно?
Турки-республиканцы были твердо убеждены, что религию нужно отделить от государства, ибо они считали ее важнейшим препятствием для развития. Когда в 1923 году они устанавливали республику, их моделью была Франция, где церковь и государство были разделены в 1905 году, и монахи были изгнаны из монастырей силой оружия. Католическая церковь присоединилась к облыжному обвинению еврея Альфреда Дрейфуса в шпионаже и заплатила за это.[1]
Но во Франции существовала давняя традиция антиклерикализма, и решительные республиканцы доказывали, что католицизм отвечает за упадок в стране и за то, что нацию обогнали Англия и Германия. В Италии и в Испании многие думали так же. Сейчас Турция ищет членства в Европейском Союзе, и если и существует для нее страна, которую можно считать братской, то это Испания – бывшая мировая империя с семью веками ислама за спиной, а затем национальное государство с сильными военными принципами, всегда лежащими под самой поверхностью. Турция не переживала гражданской войны, как Испания – но ее опыт в Первой мировой войне предполагает некоторые страшные параллели.
Создатели Республики враждебно относились к османскому наследству, и в 1924 году несколько сотен членов правившей династии были высланы за границу с двумя тысячами долларов на каждого; мужчинам не позволялось вернуться назад вплоть до 1970-х годов. У Пруста есть аллегория: некто смотрит на историю, как смотрел бы новорожденный цыпленок из осколков скорлупы, в которой он был заключен. В конце концов, именно республиканцы выиграли войну за независимость, и это стало первой реальной победой турецкого оружия с 1917 года – триумф, рожденный из огромного бедствия. Султан готов был пойти на условия западных государств, и в первую очередь Британии, как пошел Ага-Хан[2], поэтому республиканцы отвергли его и его наследие. Айя София была превращена в музей, а исламистов безжалостно выгнали из университета, заменив на знаменитую группу эмигрантов из гитлеровской Германии, с которой я и начинаю книгу.
Турецкая республика переживает значительный успех, особенно с 1980 года, когда здесь произошел военный переворот, сопоставимый с переворотом Пиночета в Чили. Ниже я расскажу о двух инженерных проектах мирового уровня. Первый – это туннель под Босфором по типу туннеля под Ла-Маншем, который будет пропускать скоростные поезда из Анкары в Европу. Второй проект еще масштабнее. Ранее Восточная Турция оставалась абсолютно неразвитой, кроме отдельных областей. Теперь крупные плотины, построенные на библейских реках Тигр и Евфрат, не только снабжают водой поля и дают электричество, но также обеспечивают здесь что-то вроде социальной
Справедливости ради следует указать, что «дело Дрейфуса» было далеко не главным поводом для нападок на церковь. Во Франции католическая церковь пользовалась особыми привилегиями, получала финансирование от государства («бюджет культов»), но при этом ее учреждения (в первую очередь монастыри) обладали правами экстерриториальности, то есть фактически не подчинялись французским законам. Это, и в особенности сообщения о насильственных удержаниях людей в монастырях и даже об убийствах (никем и никогда не расследованных), вызывало возмущение общественности и в конце концов привело к «репрессиям» против католической церкви и монахов.
Имеется в виду Ага-Хан III (1877–1957) – 48-й имам исмаилитов, основатель Индийской мусульманской лиги, видный национальный деятель мусульманской части Британской Индии. Был членом Тайного совета Великобритании, возглавлял делегацию Индии в Лиге Наций, в 1937–1938 годах был председателем Лиги Наций.
