мать.
– Не совсем так. Сказал, сначала я должна привыкнуть к нему, полюбить, а уж потом…
Сонька хмыкнула.
– Такую образину полюбить?!
Девушка засмеялась.
– Зато обещал открыть тайну!
– Определенно псих.
Михелина вдруг замолчала, серьезно сообщила:
– По-моему, ему хочется поделиться с кем-нибудь тайной. Но не знает с кем. Он сам боится этого камня.
– А ты не боишься?
– Пока не знаю. Наверно, не очень. – Дочка задумалась, пожала плечами. – Вообще в его доме есть что-то жутковатое. Много комнат, много лестниц, много закутков. И почти нет людей.
Сонька с тревогой посмотрела на дочку.
– Послушай, Миха… Я вдруг подумала. Может, ну его, этот камень?
– Мам, ты чего? Это поначалу я испугалась, а потом привыкла! Все будет в ажуре! – чмокнула ее в щеку та и вдруг вспомнила, даже вскрикнула: – Чуть не забыла! У него же дочка. Странная какая-то. Как привидение. Тихо появилась, тихо ушла.
– Дочка? – насторожилась воровка. – У князя есть дочка?
– Есть, маленькая!.. Лет двенадцати!
– Ты с ней познакомилась?
– Не успела!.. Она хотела показать свои рисунки, но князь не разрешил. Девочка боится его.
– Но тебя-то она не испугалась?!
– Наоборот!.. Ждет в гости.
Сонька с усмешкой кивнула.
– Это хорошо. Надеюсь, ты не оставила князю наш телефон?
Дочка растерялась, виновато произнесла:
– Мам, я полная дура. Я оставила.
– С ума сошла?
– Наверное… Он очень просил.
Мать огорченно повела головой.
– Действительно дура… – Подумала, отмахнулась. – Ладно, будем выкручиваться. – Повернулась к Михе. – Дочку князя как зовут?
– Анастасия. Мне она понравилась.
– Это хорошо. Надо, чтобы со временем я тоже с ней познакомилась.
Табба сидела в роскошном кресле в кабинете директора театра, спокойно и едва ли не высокомерно наблюдала, как директор, господин Филимонов, невысокий плотный мужчина с вислыми, как у породистой собаки, щеками, что-то сосредоточенно и озабоченно искал среди бумаг на столе. До слуха доносились звуки духового оркестра.
Директор чертыхнулся, резко позвонил в колокольчик, прокричал в приоткрывшуюся дверь:
– Ну и где этот чертов Изюмов?.. Почему я должен ждать какого-то артиста, словно последний клерк?
В тот же момент из приемной вышел бледный и оцепеневший Изюмов, прошел на середину кабинета, остановился, прижав руки к бокам.
– Слушаю вас, Гаврила Емельянович.
Тот круглыми немигающими глазами уставился на него, неожиданно выкрикнул:
– Все, вы уволены!.. Терпение мое лопнуло! Сегодня же, немедленно! Все!..
Артиста качнуло, но он устоял, едва слышно
