знакомиться. Меня зовут Паша, хозяин старой хущевки по адресу улица Щорса 22. И сейчас я держу круговую оборону на маленькой кухне от надоедливых домочадцев. На столе стояла водка, и полная рюмка. Я подцепил ножом кильку и жадно ее слопал. Еще одна жертва пьяной битвы. Помянул ее водкой, повторил ритуал с рыбой. Я пил уже несколько дней, в последнее время это стало настоящей привычкой.
В пепельнице лежала сигарета. Клубы серого дыма отрывались от её кончика и медленно поднимались вверх, мимо желтоватых обоев к темному в разводах потолку. От удара они медленно расползались в разные стороны, оставляя за собой небольшой мутный ручеек.
Бутылка была уже почти пустая, я встал и направился к старому холодильнику «Бирюса» в поисках новой емкости со «спасительным нектаром».
Нужно быть начеку. Но как я ни готовился к встрече с «противником», заметить его появление сразу не удалось. С порога кухни на меня с укором смотрела мама. А затем она строгим голосом начала беседу:
– Паша, может, пора остановиться, тебе завтра на работу.
Я повис на дверце холодильника. Затем попытался сфокусировать глаза на собеседнице и непослушным языком произнес:
– Ой, мама, хватит меня учить. Я выпил совсем чуть-чуть.
Я всегда был крепким на алкоголь и мое «чуть-чуть», для окружающих понятие крайне растяжимое.
– А это кто тогда выхлебал? ― она слегка пнула пакет, полный пустых бутылок. Раздался звон, немного взбодривший мой заманенный разум. Я отшатнулся от холодильника и неровной походкой добрался до стула, и, немного покружив, тщательно примерившись, плюхнулся.
– Паша, посмотри, на кого ты похож! опухший, небритый, глаза впали, грязный весь. Дети уже боятся тебя.
– А я это ради них и делаю.
– Пьешь ради них? Ты бы…
– Работаю ради них! ― пьяным рыком разнеслось по кухне.
– Ты меня не перебивай. Ты бы ради них, лучше, бросил пить. Привел бы себя в порядок. Детям нужен нормальный отец. Они же кроме твоей пьяной рожи уже ничего и не видят.
– У них еще есть и мать.
– Да забудь ты про Маринку свою. Паша, я не вечная. Умру, кто о тебе и детях позаботится? Приводи себя в порядок и налаживай жизнь, найди женщину, сделай в доме ремонт.
Я не выдержал и перешел на крик.
– Кому я нужен с двумя больными прицепами?
– Не смей так говорить про детей!
– Что, я не прав? Думаешь, только они больны? Из-за них я тоже умираю. Вынужден горбатиться не покладая рук. И не смей трогать Марину, она еще вернется сюда.
– Сдался ты ей! Все, нет твоей святой Марины, убежала. Забудь. Сынок, ты же себя губишь.
– Это они меня губят, – я головой указал в сторону зала.
– Я тебе сказала, не смей так говорить о детях!
– Зато я никого не обманываю.
– Эх, Паша.
– Да, что ты заладила Паша, Паша! Что?
– А то, Паша, что воспитала я негодяя, бесхребетного негодяя.
– Я негодяй, а сама-то ты кто?
На ее глазах выступили слезы. Она покачала головой, развернулась и вышла из кухни, громко хлопнув дверью. Я не остался в долгу, в дверь полетела стеклянная чашка. От удара она разбилась, издав характерные звуки. Я продолжал рычать.
– Она ушла, она ушла…
Я проснулся рано утром в своей кровати. Совершенно не помнил вчерашний день. Голова раскалывалась, во рту стоял стойкий привкус перегара. Слегка пошатываясь, добрался до ванной. Внимательно осмотрел в зеркале небритое отражение и принял решение не бриться. Мой образ жизни уже невозможно скрыть под личиной опрятности.
– С лица воду не пить.
Я залез под холодный душ. Привычка и последний оплот на пути к окончательному оскотиниванию. Удары воды о ванну эхом отдавались в осколках головы. Водные процедуры заняли десять минут. Из кухни по коридору тянулся аппетитный аромат.
На столе стоял горячий завтрак: бутерброд и глазунья с колбасой.
– Доброе утро, – не отрываясь от раковины с посудой, сказала матушка.
– Доброе, мама.
– Таблетки на столе.
Я еще раз осмотрел стол, у стакана с водой лежали две красные таблетки. Конечно, холодное пиво помогает лучше, но это позже. Сейчас бы немного прийти в себя
