Зато зимой будет в чем на работу пойти, ты же знаешь, мои сапоги какие. Стыдно.
– Я бы и сам тебе купил. Скоро премию дадут, вот и купил бы.
У Олега лицо сморщилось и стало напоминать мордочку обиженного пекинеса. Машка вдруг поняла, в чем дело. Он, как пес, обнюхавший следы на тропинке, почувствовал запах чужого. Самца. И ему он, этот запах очень не понравился. А самое ужасно – муж не ошибся. Правда, Машка и сама не признавалась себе в этом. Прятала голову в песок, как страусиха, старалась не слышать, не видеть, не понимать…
Как-то очень быстро началась зима, вроде и осени почти не было… Крупные снежные хлопья тихо падали за окном и, в потемневшем вечернем воздухе казались слишком большими, ненастоящими. Такие снежинки лепили у Ирки, дочки, в школе на стекла, и в классе сразу становилось уютно и сказочно. И здесь, в лаборатории, тоже было уютно – над Машкиным столом горел светильник под зеленым абажуром, он скрадывал остальной свет и казалось, что в здесь, именно в этом уголке Машка совершенно одна, а все остальные где-то далеко, или их вообще …нет.
Она тюкала по клавишам пишущей машинки, стараясь быстрее допечатать страницу, но портила уже третий лист. Завтра сдавать отчет, а послезавтра снимать эксперимент, нет ни секунды свободной, хоть плачь. Да еще ноги спарились в этих сапогах чертовых! Но Машка ни за что не хотела их снимать, потому что именно в них ее ноги казались особенно обалденными. Да еще в этой новой, бешено узкой юбке, которую сшила ей подруга сама – по Бурде. Когда Машка со скрипом натянула на себя этот шедевр, пожалев, что не намылила задницу для скольжения, кромки трусов проявились, как будто их выдавили прессом, но общую картину это не меняло. Бедро, которое она выставила в зеркало, как модель с бурдовской картинки было шедевральным. Четкая плавная линия спускалась от талии к узкому стройному колену, нежность которого подчеркивало голенище сапога. Живот стал плоским, попа чуть выпуклой – немецкие модельеры, что ли такие гениальные, черт их знает… Подруга, ткнув пальцем в проявившуюся сквозь тонкую ткань юбки резинку трусов, сообщила смущенной Машке:
– Завтра пойдешь без трусов! В одних колготках. А потом я тебе достану у наших трусы приличные. А то – носит труселя. Панталоны бы еще у свекрови взяла поносить. Красотка!
И вот теперь, сидя в своем сказочном, почти новогоднем уголке, Машка чувствовала, как юбка натягивается до состояния паруса под ураганным ветром, и медленно ползет вверх, открыв уже полностью колени, а потом, глядишь, доползет и до ляжек. И подтягиванию вниз упрямая тряпка не поддается. Не дай Бог выше ляжек сумеет, народ может и не понять. Ведь Машка подружкиного совета послушалась… Насчет трусов…
– Мария Владимировна, остались только ваши страницы, все остальные свои напечатанные части уже сдали.
Резкий голос Жаззи проскрипел за спиной неожиданно, Машка подпрыгнула и испортила четвертый лист. Помарок не допускалось, придется опять перепечатывать.
– Подождите пожалуйста,
