почему же? – Иван насторожился.
– А что ему в деревне делать? В навозе ковыряться да водку пить. – Как-то ожесточилась Дарья. – Он, может, еще и учиться пойдет. Все же полную школу окончил, не то что вы с Митькой – недоучки.
Иван не обиделся.
– Ну, если учиться захочет, то пусть, а что касается работы, так тут проблем нет – он же шоферил в армии, а шоферы везде нужны.
Дарья налила воды в умывальник и стала мыть руки.
– Ладно, Ваня, – успокоилась она. – Чего нам за него дела решать, придет время – сам определится.
Иван поглядел в окошко – на улице было еще так темно, что стекла казались заклеенными снаружи плотной черной тканью.
– Ну, уж если Володька побежит из деревни, ко мне переберешься, – в душе у него как бы прозвучал отголосок на жалобу матери о скучном одиночестве.
Дарье его заявление что бальзам на душу.
– Спасибо, сынок, спасибо, но не будем гадать раньше времени. Поживем – увидим. Давай вот чайку согрею, почаевничаем.
– Не надо, не ко времени. Тебе вот, может, еще чего сделать? Воды натаскать или кормов скотине?
– Скажешь ты, Ваня, что ж я, по-твоему, не в состоянии воды принести или сена корове подкинуть? Силы у меня еще хватит на это.
Иван поднялся, одной рукой обнял мать за плечи.
– Да ты у нас еще крепенькая.
Дарья почувствовала, как напряглись мышцы тяжелой сыновьей руки, и затихла. Ей была приятна его грубоватая мужская ласка.
– Ну тогда я пойду, мам, подремлю еще пару часиков да на работу.
– Иди, иди, сынок. Прости, что я тебя разбудила, не дала понежиться…
Когда Иван ушел, Дарья, решив больше не спать, стала прибираться в избе. Все равно до утра оставалось немного. Она навела порядок в кутке, протерла пол и решила затопить большую печку. Лучины, приготовленные с вечера, вспыхнули, как порох, и на нижних поленьях, уложенных на поду, сразу закрутилась в трубочки береста, слегка потрескивая, и пламя охватило дрова, реденький дымок потянулся к дымоходу.
Дарья поглядела, как разгорается печка, и сунулась под лавку за ведром, чтобы набрать в подполе картошки. В этот момент и раздался стук в наружные двери. Дарья прислушалась – не показалось ли, но стук повторился. «Иван, что ли, вернулся? Так он знает, как открываются снаружи сенцы». Сердце у нее екнуло и замерло. Дарья, не одеваясь, приоткрыла дверь в избу, помедлила, слушая. И вновь с улицы постучали, громче, настойчивее. Так не стучал никто из ее знакомых.
– Кто там? – спросила она, волнуясь.
– Открой, мама, – раздался негромкий голос, и у Дарьи чуть не подкосились ноги. Хотя и несколько иным был этот голос, но она бы узнала его из тысячи.
Дарья кинулась в сени, отбросила задвижку, и дверь распахнулась. Перед ней, весь белый, как снеговик, стоял Володька, совсем взрослый.
– Сынок! – Дарья едва не упала, хватаясь за обшлага его бушлата, и Володька подхватил ее под руки, робко вталкивая в тепло.
