стук. На мгновение фейверк искр освещает крохотную кузницу. Из мрака выхватывает наковальню на огромном пеньке, весь нехитрый, но ухоженный инвентарь, что в строгом порядке сложен на самодельном деревянном столике рядом с печкой, в которой ели тлеют остатки дров. Следующий более яркий разбег искр позволяет разглядеть и самого кузнеца. Это гном. Его изобличали горбатый, с большими ноздрями нос, несходящая с лица серьезность или даже суровость, ну и, конечно, рост, хотя в царящем мраке все предметы теряли свои истинные размеры. Квадратное его лицо, с широкими скулами было худо красно с лесенкой морщин на лбу и толстым былым шрамом на щеке. Брови гнома печальным изгибом покрывали глаза. Обыкновеннные глаза, с не раз опаленными ресницами, хотя изредка в них вспыхивал какой-то фанатический свет. Кузнец с глухим стуком опустил молот на землю, тыльной стороной ладони протер взмокшее лицо, испачканное жирной сажей. Кусок железа уже совершенно остыл, так что ковать его дальше не было смысла. Бросив недоделанную работу в остывшую печь, он устало через голову снял с себя чернющий, до последней ниточки испачканный фартук, аккуратно повесил его на неглубоко вбитый в деревянную стену гвоздь.
Когда гном вышел наружу, то увидел, что солнце давно было в зените – значит было время обедать. Послышались крики чаек, звуки прибоя. Становится ясно, что странная кузница без окон стояла на берегу ласкового моря. Но не было у гнома времени любоваться движением волн: надо было делать дело. Он повернулся и пошел в другую от моря сторону. Чуть дальше от берега стоял двор гнома. Над всеми постройками возвышался его беленый дом с искусно сделанными ставнями, дверью. Рядом стоял погреб, летняя печь, навес и крохотное округлое строение – амбар. Все было присмотрено, добротно. Двор окружал низенький плетень. Но не было тут ни красочности, ни красоты, вообщем не видно было семейного уюта, женской руки. Гном жил один.
Из печи он достал котелок с какой-то коричневой густой субстанцией, понес его под нехитрый навес, там поставил его на стол, взял деревянную чернеющую ложку, что лежала тут же, и стал неторопливо хлебать. Готовил гном отвратительно, но уже давно он ничего кроме своего варева не ел, так что привык и нос не ворочал. Когда голод исчез, а аппетит не появился, гном поспешно вытер руки о штаны, отнес котелок на место. Тут же под навесом он схватил большие ведра в одну руку, кирку и лопату в другую и пошел по привычной дороге за углем.
Позади дома была калитка. Выйдя через нее в поле, кузнец ускорил шаг. Пробираясь сквозь высокую, по самые плечи траву, прикосновения которой заставляли чесаться все тело, гном пек под солнцем голову, изредка охлаждаемый порывами ветра. Сначала поле было ровное, но постепенно земля начала клониться все больше, больше, пока не превратилась в крутой склон. Наконец гном очутился у скалистого подножия горы, где трава уже не росла, и лишь изредка в некоторых местах росли цветы и зеленые пучки травы, зато начинался лес: огромные дубы, тики зеленой шапкой покрывали гору. Их корни отвратительными щупальцами вылазили из земли, обнажаясь на каменистой почве. Чуть в стороне с горы скатывался ручеек.
Охваченный неожиданным порывом жажды гном свернул с лишь одному ему приметной тропы и пошел на журчание воды. Совершенно прозрачная, чистейшая вода скользила по отполированным камням, что монолитом лежали на дне, лишь иногда показываясь из обманчивых вод ручейка. В воде плавали крошечные черные головастики, сносимые течением. Присев у скользкого берега, гном немного попил холодной, освежающей воды, пара глотков которой могут утолить жажду даже у самого неистового водохлеба.
Подобрав свои инструменты, он продолжил путь. Шел он вверх, ступая по ступеням, что образовывали корни деревьев. На пути ему встречались огромные поросшие мхом камни, которые каким-то чудом оказывались там, и вот уже века, а то и тысячелетия зажатые старыми толстокорыми дубами эти молчаливые стражи стояли на пути у путников. Обыкновенно тропа огибала их, протиснувшись между стволами дерев и серым камнем. Несмотря на то, что дорога становилась все труднее и труднее, наш гном шел так же упрямо и размеренно, и даже сердцебиение его не участилось: слишком часто для этого он поднимался на гору.
Однако один раз он остановился. Поверхность справа выравнивалась, образуя площадку, деревья на ней как будто отступали, чтобы не загораживать великолепный вид. Кузнец поставил ведра, инструмент на землю и, обхватя ствол дерева с потресковавшейся корой, подходил к самому обрыву и смотрел: впереди открывался поражающий простором и неописуемой красочностью пейзаж. Гора зеленым ковром скатывалась, морщинясь, вниз, и не было в этом ковре ни одного изъяна, кроме, разве что, тех дальних зубчатых скал, которые, казалось, прокусили ткань земли. По ней катились тени двух облаков, что в бескрайнем голубом небе, подобно титанам, сражались за право обладания этим раем. В самом низу могучая гора, рассыпаясь желтым разгоряченным песком, образовывала берег, который, в свою очередь, поглатывался волной за волной неумолкающим с темно-зеленоватой соленой водой морем. С моря дул приятный прохладный ветер и здесь, на обрыве он набирал нешуточную силу и с легкостью мотал бороду кузнеца то направо, то налево.
