ему туда ехать, какое ему теперь, собственно, вообще дело до этой идиотки?
А впрочем, может, это и к лучшему, что он не сразу едет в Берлин. В Берлине не избежать встречи с Розе, а тот опять примется за свое. Тут им действительно не понять друг друга: шпионаж есть шпионаж, какими бы высокими мотивами он ни прикрывался. Тем более – в этой области… Надо бы поподробнее расспросить Розе о той поездке Гейзенберга к Бору. Гейзенберг, похоже, хотел предложить «папе Нильсу» заключить нечто вроде джентльменского соглашения между физиками воюющих стран: добровольно отказаться на время войны от всех работ, связанных с ядерным делением. И, похоже, «папа Нильс» уклонился от разговора. Хотя встреча имела место в оккупированном Копенгагене, вряд ли Бор мог подозревать Гейзенберга в провокации – скорее всего, просто понимал, что время джентльменских соглашений уже кончилось.
Узнав, что у нас работают с ураном, союзники не могли не форсировать аналогичных работ у себя. Это естественно. В последний свой отпуск он говорил с одним коллегой и поинтересовался – есть ли заслуживающие внимания публикации в английских и американских журналах (Институт кайзера Вильгельма получал их через Женеву). Оказалось, что уже два года в специальной периодике нет ни строчки по поводу урана – это значит, что тема взята под контроль правительствами, стала секретной, военной. Какие уж тут, к черту, «джентльменские соглашения». А передача информации в таких условиях?
– Привет, капитуся! – окликнул Дорнбергера молодой женский голос. Вздрогнув, он обернулся – перед ним стояло чумазое существо, которое он на первый взгляд принял бы за мальчишку, если бы не слишком явно обрисовывающий фигуру тесный и латаный комбинезон. На груди и на бедрах комбинезон был особенно засален – похоже, об него вытирала руки целая бригада смазчиков.
– Спокойно, спокойно, капитан, честь можете не отдавать, – снисходительно объявила девчонка с генеральскими интонациями в голосе и села рядом. – Закурить есть?
Дорнбергер, посмеиваясь, достал из портфеля нераспечатанную пачку «Юно».
– Почему «Юно» круглые? – задала девчонка рекламный вопрос и, подмигнув, тут же ответила на него не менее общеизвестной непристойностью. – Покорнейше благодарю, майор. Далеко ли изволите держать путь?
– К победе, уважаемая, куда же еще.
– Наконец-то истинно германский ответ! А то, знаете, кругом одни пораженцы. Я вот к чему – с поездами сейчас сами знаете как; если до вечера уехать не удастся, так у меня жилье тут рядом. Мать работает в ночную, сестренок-братишек нет, все тип-топ. А?
– Сколько тебе лет? – полюбопытствовал Дорнбергер.
– Мне-то? Шестнадцать, а чего? Я знаете какая развратная, – объявила она с гордостью. – Мне известны сто способов!
– Неужто целых сто? Скажи на милость, а я и не подозревал, что их столько. Привык
