себя проще, черт возьми, никак вы не попадете в правильную точку. Вначале, приехав в бригаду, вы вообще считали, что на фронте можно не бриться по трое суток. Теперь вы махнули в другую крайность… так сказать, из нижней МТ в верхнюю. Сократите амплитуду своих шараханий и ведите себя просто, привыкайте к войне. Она, Егорычев, закручена всерьез и надолго, поэтому пора начинать осваиваться. Нотации вас не обижают?
– Да что вы, товарищ полковник…
– Тем лучше. Вы должны признать, что я ими не злоупотребляю.
Полковник пошел к двери, натягивая перчатки. Уже у порога он обернулся:
– Я забыл взять газеты у полкового комиссара – спрячьте одну для меня, иначе все растащат. Кстати, что там в сводке, вы не слушали?
– Ничего существенного, товарищ полковник. Наши войска оставили Энск, в ходе боев противник…
– Энск? – переспросил Николаев, не выпуская ручку двери. – Вы уверены, что именно Энск?
– Разумеется, товарищ полковник, сейчас я вам найду…
– Не нужно, Егорычев.
Держась очень прямо и ничего не видя, полковник прошел через комнату, где работали связисты. Сердце – это новость. И не из приятных, надо сказать. Большей глупости не придумаешь: умереть на фронте от инфаркта. А впрочем, это ему не грозит… На фронте не умирают ни от инфарктов… ни от дурных известий. Дурное известие, дурное известие… Какое деликатное определение! Татьяна у немцев? Чудовищно. Слишком чудовищно, чтобы можно было допустить такую возможность. Даже в его возрасте и с его уменьем обходиться без розовых очков… Бред, бред! Как она могла остаться, ведь должна была проводиться эвакуация… Да, если только не было охватного прорыва. Если, если…
То, что именно, в этот момент, занятый мыслями о племяннице, он увидел перед собою ее жениха, было совпадением настолько странным, что в первую долю секунды Николаев даже не поверил своим глазам. Но сомневаться не приходилось, – этот тощий боец в мокрой на плечах гимнастерке и был тем самым Сергеем Дежневым, которого он год назад отчитывал за слишком позднее возвращение Татьяны домой…
– Не узнаёте, товарищ полковник? – первым спросил Сергей очень неуставным тоном, стоя, однако, навытяжку.
– Ну как же, брат! – Николаев шагнул с крыльца и тоже не по-уставному обнял бойца. – Узнать-то я узнал, но признаться – несколько удивился… Мне комиссар говорит – хочет вас видеть боец из соседней дивизии, но кто мог предполагать!
– Да, мы вроде соседями оказались… Александр Семенович, – вы извините, у меня времени всего пять минут– там машина наша ждет, бревна отсюда возим. – Александр Семенович, Таня вам пишет?
– Татьяна? М-да, конечно пишет. А что?
Идиотский вопрос – это «а что?»; но сейчас надо было выиграть время, что-то придумать, потому что он уже чувствовал, что нельзя сказать правду этому мальчику, смотрящему на него такими глазами…
– Да ну как же, Александр Семенович, ведь я же ни одного письма – ни одного за все время, вы понимаете! – я уж думал…
– Ну,
