провода заметались, урчащие реки хлынули по мостовым в поисках стока...
Я простояла минут десять, прижавшись к стене дома под балконом, с которого ветер злорадно сорил ажурными ароматными листьями герани, и двинулась вперед, побоявшись опоздать. Стихия глумилась, как могла... Темные очки оказались неактуальны из-за сгустившихся туч, волосы продлевались ледяными струями воды, доставать зонт из чемодана было поздно и бессмысленно.
Если чемодан удерживал меня возле земли, то зонт только помог бы улететь вслед за афишами, газетами и рубашками с бельевых веревок. Итак, с невозмутимостью зомби я делаю шаг за шагом в сторону вокзала. И вот уже поворот, вот уже проезжая часть привокзальной площади, ее надо перебежать как можно быстрее, потому что воды на ней по щиколотку. В мою сторону разворачивается автобус, но это ничего, я успею...
Чемодан прыгает вслед за мной, в сумке хлюпают документы и косметика. Вдруг что-то останавливает меня. От ледяного ливня и одури я не могу понять, что это, и замираю. Я вижу перекошенное лицо водителя автобуса. Он не понимает, почему я не убегаю, а я не понимаю, почему он не тормозит, раз я не убегаю! Мы идем в лобовое столкновение...
Водитель тормозит в десяти сантиметрах от моего чемодана и выскакивает с жутким воплем, чтобы набить мне морду, но что-то его останавливает. Видимо, именно недоумение на морде, которую он планировал набить.
– Ты чё встала, коза ...? – орет он с многочисленными прилагательными к слову «коза», растворяющимися в ливне.
– Чемодан не едет, – вяло поясняю я; потому что стою среди мостовой с угрозой для жизни не из жалости к потере чемодана, родившегося в Стокгольме и решившего закончить свои дни под колесами гродненского автобуса, а просто потому, что все это слишком.
– И чё не едет твой ... чемодан? – кричит водитель, перекрикивая гром прилагательными к чемодану, потом наклоняется и по щиколотку в воде начинает освобождать колесо чемодана от какого-то металлического капкана, каких обычно тысячи на дорогах и каждый из которых ждет свою личную дичь.
Из-за потоков воды этимология капкана остается для меня тайной: то ли решетка для стока, то ли неплотная крышка от колодца... бог весть. Но водитель возится, мокнет и матерится, словно это его чемодан, и успокаивает меня:
– Подожди, если я его силой выдерну, то колесо отвалится... а чемодан богатый, тебе с ним еще ездить и ездить!
И минут через пять борьбы он освобождает колесо, чемодан и меня из плена, выволакивает спасенных на тротуар и говорит:
– Ты в поезде водки закажи себе, граммов двести, не то заболеешь, вон какая вся мокрая! Мне-то нельзя, мне еще баранку крутить...
– Спасибо большое! – говорю я. – Вы меня спасли! Вы потрясающий человек...
– Да чё там... – смущается он. – Хорошо, что на колесо не намотал. Иди давай осторожненько... лицо такое знакомое. На эту похожа, которая баб защищает по телевизору. Только она русская, курносая, а ты небось
