о своём сыне.
Моя жена назвала его при рождении Георгием и крестила его; я же был тогда на войне вместе с императором. За это я отстегал её по возвращении и нарёк его добрым именем Хальфдан. А когда он вырос, получилось так, что его стали звать обоими именами.
С матерью и другими людьми он говорил на греческом наречии, которым там пользуются женщины и священники, но со мной он разговаривал на нашем языке, хотя он и выучился говорить на нём не сразу. Когда ему исполнилось семь лет, моя жена умерла объевшись устриц; и больше я не брал там жён, ибо это никчёмное дело жениться на чужеземках. Женщины в Миклагарде не стоят того. Как только они выходят замуж, они тупеют и становятся ленивыми, а деторождение делает их жирными и строптивыми. Когда же мужья пытаются их приструнить, они с воплями спешат к своим священникам и епископам. Они не похожи на наших женщин с севера, которые работящие и прилежные, и кои становятся только мудрее и краше с возрастом. Так считал я и все остальные викинги, что служили в императорской страже. Многие из моих товарищей меняли жён каждый год и всё равно никак не могли найти для себя самую подходящую.
Но мой сын всегда радовал меня. Он был стройным и быстрым, острым на язык и весёлым. Он ничего не боялся, даже меня. Когда он был маленьким, женщины на улице оборачивались, чтобы бросить на него ещё один взгляд, а когда он подрос, стали делать это ещё проворней. Это стало его несчастьем, но было уже ничего не поделать. А теперь он мёртв, но я редко о нём забываю. Мой сын и булгарское золото, это всё о чём я вспоминаю сейчас. Оно могло стать его собственностью, если бы удача не отвернулась от нас.
Когда его мать умерла, мой сын стал проводить много времени с её родственниками, хранителем одежд принцесс Сумбатом и его женой. Они были уже стары и бездетны, ибо если смотритель служит на женской половине дворца, то он должен быть оскоплён. Но Сумбат всё равно был женат, так как это в обычае у византийских евнухов. Он и его жена любили Хальфдана, хоть и звали его Георгием, и когда я был в отлучке по своей службе у базилевса, они заботились о моём сыне. Однажды, когда я возвратился с похода, я нашёл старика плачущим от радости. Он рассказал мне, что мой сын стал наперсником принцесс, особенно Зои, и что он уже успел подраться с ней, но не смог победить, поскольку Зоя была старше его на пару лет. И несмотря на драку, Зоя сказала, что она всё равно предпочитает его, как своего друга, чем племянницу митрополита Льва, которая всякий раз валится на колени и заливается слезами, если ей вдруг порвут одежду во время игры, или сына камерария Никифора, у которого заячья губа.
Сама императрица Елена, как сказал старик, потрепала мальчика по голове и назвала его маленьким волчонком и велела ему не дергать её высочество Зою за волосы, даже если она плохо с ним обращается. Тогда Хальфдан уставился на императрицу и спросил, когда же он сможет это сделать. В ответ на это императрица изволила снисходительно рассмеяться, что стало по словам евнуха, наисчастливейшим событием
