и союзников.
Во время скандала сознание родителей отключалось, они действовали, словно на автопилоте: из раза в раз звучала одна и та же заезженная пластинка, отыгрывались одни и те же сцены, произносились одни и те же фразы.
Я помню, как папа с мамой смотрели по телевизору бразильские и американские любовные телесериалы. Впоследствии их семейная жизнь не уступали этим мыльным операм ни в зрелищности, ни в драматичности, ни в остросюжетности.
4. На чьей мы были стороне?
В семейном конфликте участвовали две стороны – папа и мама. Я с братом оказался перед недетским выбором: нам предстояло определиться, кого из них мы будем поддерживать. Тогда я был уверен, что обязательно должен принять решение, причем выбрать папу или маму.
Я дорожил каждым родителем, поэтому определиться было сложно. Хорошо понимал, что, выбрав одного из них, рискую потерять любовь, уважение, внимание, близость и доверие другого. Для кого-то я стану союзником, а для кого-то – врагом и предателем.
Мы с братом выбрали сторону мамы – я считал это решение единственно верным. Почему? Во-первых, мы были детьми, а в большинстве случаев они "тянутся" именно к маме. Вероятно, все еще сохраняется зависимость от ее любви и заботы.
Во-вторых, именно с ней у меня была сильная эмоциональная связь: она генетически и психологически оказалась ближе отца. В раннем детстве большую часть времени я проводил с мамой, его же практически не видел.
Кроме того, я рос в обществе, в котором было принято поддерживать слабых. Очевидно, что отец физически сильнее мамы.
К тому же некоторые его безнравственные поступки я видел собственными глазами: отец часто выпивал, а это по умолчанию навешивало ярлык "плохого" человека, оскорблял близких, ругался матом, поднимал на маму руку. Словом, жил "неправильно".
Семейные скандалы вспыхивали именно после его прихода. В отношениях родителей он был ярко выраженным агрессором. Уже тогда я хорошо знал, что на мужчине как главе семьи ответственности больше, чем на женщине. Однако именно он вел нашу ячейку общества к гибели.
В довершение всего, мы с братом продолжали проводить время с мамой. Как и прежде, отца мы практически не видели: не знали, где он находится, чем занимается, когда придет. А мама находилась рядом, и ее досуг был хорошо известен. Именно с ней мы общались и незаметно для себя переняли ее точку зрения.
Детям нужна простая и понятная правда, которая впоследствии у нас и сформировалась. Она звучала так: "Во всех несчастьях виноват отец, мама же изо всех сил пытается исправить бедственное положение. Он – "плохой", потому что агрессор, а она – "хорошая", поскольку жертва. Так мы и жили в этом черно-белом мире.
Мы были наивны, легко внушаемы и внешне управляемы, не имели собственного мнения и опыта взаимоотношений, поэтому ее версия событий нас полностью устроила. С другой стороны, наверное, ребенку легче жить именно с тем родителем, которого он считает
