ком до других. Никому из нас за опозданье не поставит на вид, не укорит замечанием. Так, бывало, только плечами пожмет, улыбнется рассеянно. Это, мол, твое дело и причина твоя, опоздать тебе или поторопиться. И не помним за весь период существования нашей лаборатории, чтоб хоть словом кого из нас попрекнул. Да и сами примером его старались не опоздать. Старой закалки был человек, не сверять куранты, а ставить.
Здесь на проходной у нас система пропуска строгая, НИЦ – национальный исследовательский центр, заведение секретное, военный объект. Мо́лодцы у турникетов стоят с автоматами, с кирпичными лицами, как не мать, прости господи, родила, – из того ларца, где в жилетах пуленепробиваемых государство ставит их на поток. И хотя знают всех нас, сотрудников, лицами, однако без идентификации с обыском мышь сквозь металлоискатели не скользнет. Только наше начальство ездит справа, сквозь ворота отдельные, только голуби гадят снаружи и изнутри. По колючей проволоке над заборами, по всей охраняемой территории пущен ток, так что утром, как от остановки идешь, голубей околевших под забором лежит штук по многу, для устрашения, пока дворник не уберет.
Иванов же наш, как лицо, известное всему научному миру, главный руководитель нашей скромной лаборатории по проблемам возможностей временной энергетики (изучение измерения сверхвозможностей, сверхпроводимостей, термодинамики, радионавигации и всемирного координирования – UTC – с целью использования временно́й энергетики в мирных целях), шагнул к пропускной, как обычно, ровно в семь, не взглянув на циферблат Временно́го контроля (ВК), что установлен на входе. И в этот момент случилось невероятное.
– Опаздываете, Борис Анатольевич, – разумеется, узнав профессора, и не в смысле укора, но скорее призывая знаменитого человека приобщиться дружеской шутке, произнес пограничник с электрошокером. Но, торопясь пройти контрольную зону, Иванов, до шутки не приобщась, мельком бросил взгляд на временной констатат. Циферблат и в самом деле показывал 07:01.
– Это ваши спешат, – не сверяясь для подтверждения слов своих с часами наручными, без улыбки отвечал академик.
– Ну что вы, Борис Анатольевич, – вновь оскалился пограничник. – У нас не спешат.
И, не желая дальше задерживать ни академика, ни очередности следующих подлежащих проверке, сверившись с показателем идентификации, открыл турникет. Загорелся зеленый свет, зона встретила готовностью обыска. Но профессор остановился.
– Да вы проходите, Борис Анатольевич! – подбодрил замешкавшегося человек с автоматом.
– Попрошу вас зарегистрировать отклоняющий факт, – спокойно произнес Иванов и уставился уточкой-бородой в лицо при исполнении, из кирпичного постепенно становящееся бордовым.
– Ну что вы, Борис Анатольевич. Минута – это такие мелочи… уж для вас… – Человек при исполнении начинал нервничать, начинали нервничать и сотрудники позади.
– Вы понятия не имеете, что такое минута. Зарегистрировать и направить в лабораторию данные расхождения. Мне, – оборвал профессор.
Но на зоне пропуска в нашем секретном учреждении командует не любопытство научное, но то, что охраняет его покой.
– Не задерживайте, Борис Анатольевич, проходите, пожалуйста. Вопросы о направлении данных показателей по ВК в зоне пропуска не решают.
– И где же решают их?
– В порядке целесообразности направления, в соответствии с заявлением руководителя лаборатории, по рассмотрению выше. Пройдите.
Но Борис Анатольевич не двинулся с места.
Позади начинался ропот тех из нас, у кого в результате задержки время уходило впустую. А время – деньги. За одну минуту никто не вычтет из профессора, академика, головы НИИ и светила. Но за каждую минуту подобного пропуска с мелюзги, составляющей тело учреждения, для начальства нашего – миллион.
Иванов обернулся и, сообразив по лицам напиравших сзади сотрудников интересы задержанных им на пропуске, шагнул за турникет.
Так бы происшествие это, на первый взгляд незначительное, при последующем рассмотрении грозящее всему человечеству невиданной доселе трагедией, и забылось бы, вероятно. Но не таков был наш Борис Анатольевич, чтоб до этой трагедии допустить. И не важно, что в дальнейшем последовали потери гораздо большие. Они потерями не были ни для нашей лаборатории, ни для НИЦ, и не в пустоту ушли годы, потраченные на исследования и доказательства замеченного на проходной Борисом Анатольевичем расхождения. Ибо расхождение это было зарегистрировано.
Время же, жизнью отмеренное ему самому, закончилось за одну минуту до решения мировой научной комиссии по проблемам временной энергетики в его пользу. Решения, возвратившего всему человечеству шестьдесят секунд жизни.
Живые и мертвые
Сегодня
