пригласила присесть на скамью.
– С чего мне начать? – спросила, когда они расположились под раскидистым ясенем.
Тарас Адамович пристроил чемоданчик у ног, положил шляпу на скамью. Мира отложила в сторонку небольшой ридикюль.
– Начните с рассказа о себе и сестре. И вспомните подробности того вечера.
Мира кивнула.
– Вера младше меня на два года, ей девятнадцать. Мы переехали из Варшавы, когда началась война. В Киеве… здесь у меня появилась возможность поступить на курсы, а у Веры – заниматься балетом. Наша тетя в Варшаве, с нами ехать отказалась. Отец погиб в начале войны, мама – умерла шесть лет назад. Оставили нам небольшие сбережения, что дало возможность снять комнатушку и заплатить за первый год моего обучения на курсах. Вера занималась балетом в школе на Прорезной – ей разрешили посещать занятия бесплатно. Чтобы заплатить за мою учебу в следующем году, я устроилась гувернанткой, а Вера стала выступать в городском театре. Казалось, все наладилось, через год мы даже сняли всю квартиру. Выступлений у Веры было много, ее все время куда-то приглашали. В тот вечер она должна была выступать в Интимном театре.
Мира вдруг умолкла, будто ей не хватило воздуха. Отвела взгляд, подавила волнение и продолжила:
– Большую часть времени Вера проводила в Оперном, однако небольшие этюды и пластические композиции могла танцевать и в других местах. Мне они даже больше нравились, в них была какая-то удивительная легкость, почти невесомость, – девушка задумалась. Тарас Адамович не торопил. Через секунду она добавила:
– Вера говорила, что и ей они больше нравятся – можно экспериментировать с движениями и костюмами. Я часто видела выступления Веры. В театре она была одной из самых лучших, жена балетмейстера, госпожа Нижинская, тоже балерина, говорила, что Вера будет примой.
– Расскажите о театре, как вы сказали… Интимный?
– Да. Часто думают, что там показывают что-то… – Мира слегка зарделась, однако вернула самообладание и спокойно молвила, – что-то неприличное. Публика жаждет фарса. Вера говорила, что основатели театра выбрали такое название в расчете на особенную, интимную атмосферу между зрителем и актером.
Тарас Адамович прищурил глаз, вспомнив рассказы своих бывших коллег об этом театре. Просто тогда он не обратил внимания на их слова. Полиции билеты в театр предоставлялись бесплатно. Высшие полицейские чины должны были сидеть не дальше пятого ряда. Делалось это в первую очередь ради безопасности зрителей – по крайней мере, количество краж уменьшалось. Один из помощников Тараса Адамовича радовался, что побывает в Интимном театре, а на следующий день после спектакля громко возмущался. Зарекся туда ходить, изредка появлялся только в Оперном.
– Что же ты там увидел? – спрашивали следователи под общий хохот.
– Сходи и узнаешь! – огрызался тот.
С тех пор, кто бы из их отдела ни ходил на спектакль Интимного, никогда не рассказывал об увиденном, даже если это был обычный водевиль или вечер
