Вторая пуля срикошетила от орденского креста Св. Владимира на груди Столыпина и, пробив живот, задела печень. Министр скончался через пять дней в клинике Маковского.
Богрова повесили 12 сентября в Лысогорском форте. Поскольку в Киеве не было должности палача, полиция вынуждена была искать добровольца для приведения в исполнение смертного приговора среди заключенных Лукьяновской тюрьмы. К виселице Богров подошел в той же одежде, что была на нем в театре. Даже сострил перед смертью, мол, его коллеги-адвокаты могут ему позавидовать: он десять дней не вылезал из фрака.
Тарас Адамович закрыл глаза. Театры. Ох, эти театры. Не удивительно, что здесь исчезают балерины. Как там говорил его нынешний сопроводитель – знак судьбы? Возможно, знаком судьбы было то, что первое здание театра полностью сгорело. Может быть, не стоило сооружать новое на том же месте. Кто знает.
Он не заметил, как балерины на сцене остановились. Репетиция закончилась?
– Небольшой перерыв, – объяснил Щербак. – Можем поймать здесь двух-трех сплетниц. С остальными поговорим потом.
Ему действительно удалось поймать нескольких девушек у оркестровой ямы и провести их в полутемный угол, где в конце партера сидел Тарас Адамович, погруженный в свои мысли.
Первая девушка – высокая блондинка в трико. Манерная, но разве не все балерины такие? Или это стереотипы? Назвалась Барбарой, Щербак обращался к ней не так официально – Бася. Еще одна полька? Все киевские балерины – польки?
– Вы из полиции? – спросила с вызовом.
– Нет.
– Но вы разыскиваете Томашевич. Олег сказал.
– Да. Как частное лицо.
– Тогда я не обязана говорить с вами, – поднялась она.
Щербак обиженно протянул:
– Ба-а-а-сь…
– Не обязана, – повторила девушка.
Тарас Адамович спокойно кивнул и, повернувшись к стоявшей рядом хрупкой застенчивой брюнетке в легенькой тунике поверх трико, спросил:
– Могу ли я узнать ваше имя?
Блондинка Бася сощурила колючие глаза и снова сказала:
– Мы не обязаны говорить с господином…
– Тарасом Адамовичем Галушко, – сказал, чуть наклонив голову, бывший следователь. – А вы?.. – осторожно заглянул в лицо брюнетки.
– Яся, – прошептала она. И молвила смелее: – Ярослава.
– Ярослава, вы знаете Веру Томашевич?
Яся знала. Вера Томашевич была любимицей балерины Брониславы Нижинской. Ярослава хотела танцевать, как Вера. Легко, невесомо, так, что не только зритель, но и хореограф не замечают паузы между движениями. Когда даже шаг балерины – акт искусства.
– Ага, просто вторая Кшесинская, – резко бросила Бася.
Ярослава покраснела.
– У нас иногда говорили, – после паузы добавила она, – что если бы Бронислава
