и плакала.
В какой-то момент я все же уснула, свернувшись калачиком. Разбудили меня громкие звуки радио, передававшего музыку из индийского кинофильма, и крики людей в коридоре. Проснувшись, я решила устроить себе короткий отдых там, где есть солнце, и затем вернуться в Лондон. Но у меня с собой было несколько книг, которые я должна была передать в библиотеку ашрама. Так что я взяла рикшу и отправилась в ашрам. Оттуда я собиралась поехать на побережье. Но едва я ступила одной ногой на землю, выбираясь из повозки, как, подняв глаза, увидела перед собой Риши. Это был он, тот мужчина из моего сна, который вручил мне «подарок» за то, что я усердно работала целых два года. Риши отвел меня к себе домой, нашел для меня кровать, и там я провела целую неделю. Только после этого я пришла в себя.
Я начала посещать беседы, проводившиеся на хинди. Ошо в то время давал дискурсы каждое утро: один месяц – на хинди, следующий месяц – на английском. В тот месяц беседы шли на хинди. Поначалу я не могла оценить всю красоту и грацию Ошо, но что-то в нем определенно было. Мастер находится на таком уровне сознания, что обычному человеку трудно его понять. Только скрытая, мистическая часть человека, та, которая может чувствовать волшебство жизни, как-то находит путь к Мастеру и узнает его.
Слушать непонятный язык два часа, сидя на мраморном полу, кажется полнейшим сумасшествием. Но зал Чжуан-цзы, с его невероятно высокой крышей, поддерживаемой колоннами, был открыт со всех сторон. За ним начинался сад, такой роскошный и экзотический, что сидеть в этом зале было одно удовольствие. А голос Ошо, говорившего на хинди, звучал для меня как самая чудесная музыка, которую я когда-либо слышала. Я не пропустила ни одного дискурса. Они нравились мне даже больше, чем на английском.
Во время муссонов, в сезон дождей людей в ашраме было мало (иногда не больше ста человек). Я слушала, как дождь барабанит по листьям окружающих нас джунглей. В такие дни было очень легко погрузиться в медитацию, даже не заметив этого. Обычно дискурсы шли два часа и заканчивались фразой на хинди «Адж Итна Ии» (на сегодня достаточно), и я каждый раз думала: «Ой, нет! Я ведь только что села». Я сидела и чувствовала такой прилив энергия, что заполняла собой весь зал, я словно скакала, как дикий жеребец: голова закинута назад, грива развивается. Но в тот момент, когда я успокаивалась и затихала, раздавались эти последние слова: «Адж Итна Ии». Приближаясь к завершению дискурса, Ошо всегда понижал голос, и человек мягко пересекал границу забвения. Рядом с Ошо время теряло свое значение: два часа легко могли превратиться в две минуты.
Я чувствовала себя невероятно живой, как будто Ошо дал мне новую жизнь. Конечно, раньше я как-то существовала в теле и даже наслаждалась происходящими событиями, но теперешняя жизнь была качественно другой.
В первые несколько дней после того, как я начала ходить на дискурсы, со мной стало твориться что-то странное. Я выходила из зала и бежала прямиком в туалет. Там меня рвало. А оставшуюся часть дня я чувствовала
