высшее общевойсковое командное Краснознамённое училище имени Верховного Совета РСФСР. Позднее в наименование были включены последовательно ордена Ленина и Октябрьской революции.
Но всё это было позже, а в 1961 году была набрана 3 рота, в которую спустя год и пришёл Вадим Александрович Бабайцев, сначала командиром взвода, а затем получив назначение командиром роты.
Офицеры роты словно затаились. Делали как будто бы своё дело, а какое дело то у них, командиров взводов? В будущем ещё наступят времена, когда в каждой роте оставят двух командиров взводов, каждый из которых станет отвечать за два взвода. Изменений особых никто и не заметит. Да и нагрузки не прибавится особой.
Во все времена и всё зависело от личного отношения офицера к своей работе. То есть, можно было отбывать номер на службе – и не придерёшься. Но можно было работать на полную катушку. Вот тогда и результат налицо! Тогда взвод быстро выходил в передовые.
Я не называю имена командиров взводов 3 роты капитана Бабайцева только потому, что случаи, о которых расскажу в главах, посвящённых командиру роты, невольно бросят на них тень. А вот был ли кто из офицеров виновен в подстрекательстве курсантов к некоторым выходкам или не был, сказать трудно, да и доказать вряд ли возможно. К тому же теперь и не нужно.
То, что зачастую вновь назначенным командирам первое время должного уважения подчинённые не оказывают, не является редкостью. А тут ещё и интересы ущемлены. Не таким уж быстрым бывает продвижение там, где в роте четыре взвода и все клеточки командирских должностей заполнены. Объяснимо недовольство, объяснима обида. Вот только оправданию ни обиды, ни недовольства не подлежат.
Но пора перейти к тому, что произошло в 3 роте однажды утром. Произошло то, конечно, не утром – утром обнаружилось.
В тот осенний день капитан Бабайцев вошёл в канцелярию роты и замер поражённый. На вешалке красовалась капитанская шинель, только что пошитая для предстоящего парада 7 ноября на Красной Площади. Красовалась – можно взять в кавычки. Она являла жалкий вид – вся была превращена в лохмотья, видимо её изрезали острой бритвой. Восстановлению она явно уже не подлежала.
Нахмурился. Постоял минуту, посмотрел. Сразу понял, против кого это содеяно – конечно же, против него.
Вышел к роте, построенной перед занятиями. Рота замерла как никогда. Муха пролетела б, и то услышал бы.
Спокойно прошёл вдоль строя, поглядывая на курсантов, которые под взглядом этим вытягивались в положении «смирно», или как острили иногда – «ещё смирней». Да уж «ещё смирней» и некуда было.
«Ждут, негодники, – без всякой неприязни подумал Бабайцев. – Знают, все знают, что произошло. Ждут, что сейчас разражусь бранью и упрёками. Ан-нет, не выйдет. Не дождутся».
Спокойно дал указания заместителям командиров взводов, спокойно подал команду разойтись по классам. Полевых занятий в тот день не было. Все занятия в учебном корпусе.
Когда курсанты разошлись по аудиториям, вернулся
