вождь. Через семь дней ты подохнешь без укола, – сказал Книжник равнодушно. – Мне тебя даже убивать не надо – просто дать тебе пинка под зад! Захочешь – пойдешь к Беспощадному. Захочешь – застрелишься. Я бы застрелился, чтобы не глотать собственные зубы.
– Да ну тебя на хер, Червяк! – Бегун поежился, стараясь втянуть голову поглубже в плечи. – Все хотел тебя спросить… Как там в Парке? Ты же только оттуда? Кто там вместо меня?
– Весельчак теперь самый главный… – Книжник презрительно скривился. – Такой же гнус, как и ты…
Бегун хмыкнул.
– Ты не разбираешься в сортах говна, Червячок. Я, конечно, не подарок и та еще сука, но получше Весельчака. Гораздо! Потому, что я тебе понятен. Я враг, которого ты знаешь. Знаешь, что я могу вцепиться в горло. Знаешь, что я хитрый. Знаешь, что я умный! Чего лыбишься, Червь? Да, я умный, но не так, как ты, а по-другому! А Весельчака ты еще не понял. А когда поймешь – прозреешь. И полюбишь меня, как родного!
– То есть лучше иметь врагом тебя? – осведомился Книжник, оглядываясь.
Бегун кивнул.
– Точняк! Но помни: Весельчак далеко!
– А ты близко? Помню. И не надейся, – осклабился Книжник. – Нет у тебя шансов! Ты нужен мне, чтобы лучше понять Беспощадного. Пока нужен. Станешь ненужным – я тебя завалю. Дернешься – я тебя завалю. Попробуешь меня достать – я тебя завалю. Это ты, сука, научил меня убивать…
– Это она научила тебя убивать, – возразил Бегун тоном, не вызывающим сомнений. – Я пытался, но у меня не вышло! Уж как я тебя, дурака, воспитывал-воспитывал, а не получилось… А теперь ты вроде научился, но убить меня не можешь! Я тебе, оказывается, нужен! Значит, плакать не буду, мне крупно повезло.
Книжник оглянулся через плечо и бросил на пленника быстрый взгляд. Любви в этом взгляде не было, впрочем, Бегун и не надеялся увидеть в нем любовь. Зато с ненавистью был полный порядок. Она кипела и переливалась через край! Вождь почувствовал, как его обдает ледяной волной злобы, от которой поневоле хотелось слиться с пейзажем.
Когда Тим отвернулся, Бегун тайком перевел дыхание.
Он никогда никого не боялся – боялись его. И сейчас это было не осознанное, а чисто инстинктивное чувство страха. Как будто он оступился, перебираясь через пропасть. Или сорвался с крыши. Или безоружным остался с пумой один на один.
Червь не просто изменился. Нельзя так измениться за несколько лун! Он стал другим. И инстинкт подсказывал Бегуну, что этот другой чел может пожалеть кого угодно, но его – вождя Паркового племени – он не пожалеет.
Склон оказался не особенно крутым, но скользким, и спускаться приходилось с большой осторожностью. Лететь вниз на заднице представлялось Книжнику сомнительным удовольствием. А делать такой кульбит вместе с лошадью, грузом и Бегуном, прикрученным к седлу, – вдвойне сомнительным.
– Ты умеешь считать? – внезапно спросил Тим, нащупывая подошвой тропу.
Бегун гордо выпятил оцарапанный подбородок.
– Умею.
– Ну и хорошо.
