Деревья, ползучие растения, кустарники и высокая лоза прорастали сквозь крыши и стены, крошили старый бетон, вгрызались зубами корней в остатки оконных проемов. Тротуары были буквально взорваны травой, одинаково легко крушившей и асфальт, и бетонную плитку. Еще зима, а может, две или три, если повезет – и дома начнут разваливаться один за другим, оставляя проплешины в плотно застроенных улицах. Весной развалины затянет новой буйной зеленью, а через пару лет на этом месте поднимутся деревья… Проржавеют до бурой пыли корабли в порту, рухнут чудом стоящие до сего времени мосты, осыплются в воду набережные и пирсы.
Не важно, сколько лет еще природа будет брать свое – пять, десять или пятнадцать… А может, и сто! Но рано или поздно люди проиграют эту войну. И все, что они построили, создали, придумали и сделали, канет в Лету. Остатки старого мира превращались в труху на глазах у Книжника. Перегнивали, становились компостом для растущего на развалинах нового мира, в котором не было места ни самим челам, ни творениям их рук.
Мир без людей, без зданий, без книг. Мир, принадлежащий животным, растениям, рыбам и птицам. Возможно, он будет лучше мира человека, но Тима это почему-то не радовало.
До темноты Книжник разыскал нужный ему квартал, проверил, не приходил ли кто в дом за время его отсутствия, и ничьих следов не нашел. Лошадь не хотела идти в дом, но Тим уговорами и хлебными крошками заманил ее внутрь. Сразу после того, как он притворил тяжелую дверь, на город упали короткие зимние сумерки, а еще через несколько минут все вокруг накрыла тяжелая беззвездная тьма.
Дом словно ждал их прихода.
Конечно же, здесь было сыро, пахло прелым, по углам выступала плесень, и лишайник карабкался на облезлые стены, но как только над головой появилась крыша, ощущение того, что мир рушится, показалось блажью. Как ни странно, но Тиму даже пришло в голову слово «уют». Хотя какой уж тут уют…
В подвале, где они устроились на ночлег, можно было не опасаться, что огонь увидят, и Книжник сразу же развел небольшой костер. По стенам из красного кирпича метались быстрые тени, трещали в пламени остатки старой мебели, рождая тепло и сладкую дрему, и даже лента вяленого мяса, о которую впору было сломать зубы, казалась мягкой и вкусной.
И они уснули в тепле под фырканье дремлющей лошади.
Утро встретило их ледяной крупой, летящей с неба, пронзительным ветром и зимним холодом. После скудного завтрака Тим исчез на некоторое время и приволок из развалин еще одну сумку с вакциной.
Бегун хмыкнул.
– И много у тебя такого добра по округе спрятано?
– Достаточно, – отозвался Книжник. – Но меньше, чем хотелось бы…
Он явно был не в настроении.
– Поднимайся, пойдешь со мной.
Бегун не стал перечить.
Книжник проверил стяжку на его руках и стволом автомата указал куда идти.
Двести ярдов, пройденные по переулку до берега, показались Бегуну целой милей. Ветер давил на них, резал до слез глаза,
