глубоко погружалась в размышления о нем и о Миру, что абсолютно забывала, где нахожусь.
Я не понимала, почему не могу выбросить Миру из головы. Она всецело завладела моим сердцем. Когда заканчивалась лекция профессора Юна, я ломала голову, где же мог быть Мен Сё, и бродила по зданию в поисках его. Я не знала, что сказать ему, но все равно продолжала искать. В конце концов я уже не знала, кто больше меня интересует, он или Миру.
Наконец настал день, когда профессор Юн раздал листки рукописи, которую он составил, а я напечатала. Но в тот день даже Мен Сё не пришел на лекцию. Профессор Юн выложил стопку бумаг на кафедру, чтобы каждый мог взять свой экземпляр при выходе из аудитории. Я долго смотрела на напечатанные черные буквы рукописи, затем взяла еще две копии и положила в сумку. В тот момент я думала о нем и о Миру. Когда профессор Юн объявил, что это я напечатала рукопись, я машинально бросила взгляд на то место, где Мен Сё обычно сидел. Однако его там не оказалось. Мне стало обидно, что он не слышал, как профессор Юн сообщил, что это я напечатала рукопись. И хотя это и небольшая заслуга, мне было приятно смотреть на плоды своего труда. На обложке законченной рукописи я увидела слова «Мы дышим». Профессор Юн написал их от руки. Я поняла, что это название книги.
«Мы не должны писать ни одного предложения, которое могло бы послужить насилию».
Так начиналась книга «Мы дышим».
В тот момент, когда достала рукопись из конверта и прочитала первое предложение, я вдруг невольно распрямила спину. Я печатала это предложение снова и снова, столько раз, сколько прожила на этом свете, каждый раз вставляя чистый лист бумаги. Я так глубоко погрузилась в это занятие, что вдруг поняла: я уже не та девушка, которая принесла рукопись в эту комнату. Критические отзывы на стихи и рассказы, подобранные профессором Юном, заполняли белые листы бумаги. Я начала улавливать смысл его слов, когда он сказал, что не хотел бы меня сильно утруждать, но, вероятно, это поможет мне. Тексты на записках, приклеенных к страницам, были приложениями. Заметки на полях и дополняющие рассказы были отмечены желтыми самоклеющимися листочками со стрелками, указывающими, в какое именно место в рукописи надо их поместить. Попадались даже стихи, неразборчиво переписанные от руки, и я поняла – мне придется самостоятельно искать их в книгах.
На следующий день я отправилась в магазин, где можно было взять напрокат пишущую машинку. Я приметила этот магазинчик по пути в книжную лавку на улице Чонно. Кратчайший срок проката – месяц. Я взяла машинку и отправилась к автобусу.
Как и этот день, после случались такие дни в моей жизни, когда я сломя голову врывалась в свою комнату и торопливо садилась за пишущую машинку печатать рукопись профессора Юна. Когда меня охватывало это непреодолимое стремление, я не могла потратить лишние десять минут для того, чтобы пройти через деревушку над туннелем, или пять минут, чтобы дойти до дома по улице
