попросил командировать его вместе с ним, якобы в распоряжение военного агента в Дании. Очень скромный и милый Володя был очень трудолюбив и образован. Пажеский корпус он кончил первым, за несколько дней до войны.
Говоря о Калишевских, я должен упомянуть еще, что с Марией Владимировной ехала ее собачонка, маленький китайский пинчер. Песик этот – калека с одной укороченной ногой, был так мал и слаб, что не мог даже укусить. Мясо приходилось ему крошить столь мелко, чтобы он мог его глотать, не жуя. Вопрос был в том, чтобы перевезти его благополучно чрез Хапаранду, ибо ввоз собак в Швецию был воспрещен. Мария Владимировна очень волновалась, чтобы ее Лулу не залаял ненароком в муфте, в которой он был спрятан, но все обошлось благополучно… Лулу сопровождал Калишевских и после Дании, но сдох в Марселе, чего Мария Владимировна не могла простить этому городу, кажется, еще и через 15 лет, когда я их встретил снова.
Ехавший с Калишевским подпоручик Ястребов, бойкий молодой человек из не окончивших из-за войны курса студентов, свою боевую карьеру делал больше в тылу. Работник он был недурной и способный.
Ехали мы очень мило и спокойно. В Торнео, где уже лежал снег, нас пропустили очень быстро, ибо один из офицеров оказался бывшим учеником Калишевского по военному училищу, а другой – товарищем его сына.
В Стокгольме мы не задержались, только побывали у Гулькевича, и в тот же день выехали дальше в Копенгаген, где нас встретили очень торжественно – нас ждали придворные кареты и прикомандированный к нам офицер – лейтенант Фрис, гвардейский сапер, очень милый и услужливый, но не очень умный человек. В этот первый день мы только устроились, огляделись и сделали официальные визиты нашим представителям. Вся наша делегация устроилась в Hôtel d’Angleterre, куда на третий день перебрался и я. В Копенгагене мы застали и остальных наших сотоварищей по Конференции: Косвена (если не ошибаюсь, теперь профессора истории в России), дельного человека, и Шклявера, петроградского студента и позднее парижского профессора, – тогда нашего переводчика. Оба они были скромные и милые люди. Затем сделали мы с Калишевским визиты к датчанам с принцем Вольдемаром во главе. В этот день был у меня разговор с Цале, директором политического отдела в МИДе, очень приятным и умным человеком и, что редко у скандинавцев, с умом очень живым. Пришлось выяснить с ним все детали церемониала открытия Конференции. А на следующий день был официальный завтрак у Мейендорфа и посещение дворца Amalienborg, флигеля, где жил король Христиан, отец Марии Феодоровны. Позднее я здесь бывал у Государыни, когда она жила в Копенгагене в 1920 г. Принимала она меня в той самой зале, где происходили торжественные заседания Конференции. Во дворце были отведены особые комнаты для всех делегаций. Помещение было не большое, но симпатичное и уютное. В числе визитов этого дня был и визит Скавениусу, датскому посланнику в Петербурге, большому другу России, много потом для русских сделавшему.
Утром
