мы встречали других юношей, которые флиртовали или расслабленно болтали с девушками, и тоскливо ощущали, что уединенная жизнь в казарме насильственно лишает нашу юность чего-то, что представляло собой совершенно естественную составляющую жизни наших сверстников, где бы они ни находились – на улице, на катке или в танцевальном зале. В то время как другие парни непринужденно общались с девушками, мы – отшельники, заключенные – пялились на этих фей в коротких юбках как на волшебных существ, мечтая о разговоре с ними как о чем-то недостижимом. Такие лишения не забываются. Тот факт, что впоследствии у меня возникали быстрые и в основном дешевые похождения со всевозможными приятными особами женского пола, попросту не мог возместить утраченные сентиментальные мальчишеские грезы. Каждый раз, когда я оказывался в обществе и случайно сталкивался с какой-нибудь девушкой, меня охватывали скованность и застенчивость (хоть на тот момент я уже успел переспать с дюжиной женщин), и я понимал, что из-за слишком долгих лишений теперь уже навсегда избавлен от той простодушной и естественной непринужденности.
И вот вдруг это непризнанное мальчишеское желание испытать дружбу с молодыми женщинами, а не с бородатыми, мужественными, неуклюжими товарищами исполнилось самым совершенным образом. Каждый день после обеда я, как петух в курятнике, сидел между двумя девушками; звонкость, женственность их голосов доставляли мне (я не могу выразить это по-другому) почти физическое удовольствие, и с неописуемым чувством счастья я впервые наслаждался полным отсутствием скованности в обществе молодых дам. Особенно удачным аспектом наших отношений было то, что в силу особых обстоятельств оказался разомкнутым тот потрескивающий электрический контакт, который обычно неизбежно возникает при любом продолжительном соприкосновении молодых людей разного пола. В наших бесконечных часах общения напрочь отсутствовало сладостное томление, которое обычно делает tête-à-tête в полумраке таким опасным. Естественно, вначале – и я охотно это признаю – полные, чувственные губы Илоны, ее пухлые плечи, мадьярская чувственность, проявляющаяся в ее плавных раскачивающихся движениях, воздействовали на меня, молодого человека, самым приятным образом. Не раз случалось так, что мне приходилось усилием воли сдерживаться, чтобы не привлечь к себе это теплое нежное создание со смеющимися черными глазами и не расцеловать его с ног до головы. Но, во-первых, в первые же дни нашего знакомства Илона призналась мне, что вот уже два года как помолвлена с помощником нотариуса из Бечкерета и только и ждет момента, когда Эдит выздоровеет или хотя бы пойдет на поправку, чтобы выйти за него замуж, – подозреваю, что Кекешфальва пообещал бедной родственнице приданое, если она немного повременит. К тому же какую жестокость, какое коварство мы совершили бы, если бы стали, не будучи по-настоящему влюбленными друг в друга, украдкой целоваться или держаться за руки за спиной у этой трогательной, бессильной,
