никогда не ругали Христа, но не потому, что верили, а просто о Нем вообще не говорили – не существовало такой темы.
В детстве я часто играл рядом с костелом, их в нашей местности было предостаточно, но почти никогда не заходил в православный храм. Меня туда не тянуло. Я совершенно равнодушно проходил мимо церквей и костелов. Я не был крещен и, более того, сразу же по вступлении в комсомол меня избрали комсоргом класса. И вдруг совершенно на пустом месте хочу стать священником, и все тут! А это середина семидесятых.
Стал осторожно наводить справки, где учат на священников. Мне подсказали, что совсем недалеко от нас, под Слонимом в Жировицах, находится семинария. И я решил туда поступать. Тот факт, что я был не крещен и не знал ни одной молитвы, меня совершенно не смущал. Более того, я вообще себе не представлял, чем занимается священник.
В это время на экраны страны вышел художественный фильм об одном монахе-священнике. Батюшка приехал служить в какой-то заштатный городок, а в том городке трудился очень нравственно положительный секретарь райкома. Всякий раз, когда он проходил мимо единственного в их городе храма, все его секретарское нутро начинало восставать при мысли, что вот на его глазах «погибает» от религиозного дурмана неплохой по сути человек, то есть этот самый батюшка.
Фильм кончается так: монах, насколько я помню, становится очень высокопоставленным человеком, может даже епископом, и одновременно встречает любовь в лице сознательной атеистки, которая и помогает владыке стать «нормальным» человеком. В финале фильма епископ бежит по лугу и, не прекращая бега, срывает с себя и забрасывает в высокую траву панагию с подрясником. Всё по-советски столь перспективно и жизнеутверждающе, что так и хочется бежать за ним к новому светлому будущему.
Галина Михайловна, наша классная руководительница, в приказном порядке заставила нас посмотреть этот фильм. И что вы думаете, вместо того чтобы бежать вслед за киношным расстригой, мое желание стать священником только утвердилось. Как-то в разговоре с родителями, когда папа поинтересовался: «Ну, так в какое военное училище будешь поступать, танковое или командное?» – я совершенно без всякой задней мысли ответил: «Папа, я подумал и решил пойти в семинарию, на священника хочу учиться».
Такую немую сцену, какая произошла в тот момент с моими родителями, я видел в своей жизни только один раз – когда в нашем областном театре показывали гоголевского «Ревизора». Помню, как мама, схватившись за сердце, ойкнула и присела на диван, а папа, придя в себя, сперва молча показал мне кулак, а уж потом, обретя дар речи, добавил:
– Вот только попробуй. Ты что, погубить нас хочешь?
Почему погубить? Мне была непонятна тогдашняя реакция родителей на мое, в общем-то, невинное заявление. Я ничего не знал. А они, люди опытные, боясь, что я где-нибудь что-нибудь ляпну, молчали при мне о совсем еще недавних массовых репрессиях. Я был послушный сын и не мог пойти против отца.
Помню, как после летних каникул, перед
