тормоза – извиниться придётся! – не убоялся служитель костлявой угрозы. – Учение Гончара – вот настоящий свет! А ты тут безвинных крыс муками страшными изводишь! Извергиня очкастая!
– Мракобес брюхатый!
Мофей, снисходительно улыбаясь, выставил перед собой широченные, как лопаты, ладони.
– Ну, вот чего взъелись по пустякам? – прогудел добродушно. – Я, к примеру, вообще ничего не понимаю ни в Науке, ни в Учении. А вот то, что двумя крысами меньше стало – это я одобряю. Не люблю я их, голохвостых. Тазики только жалко – наверняка ведь погнула, добро испохабила?
Савватея шумно выдохнула и уселась на место, а вот Апар демонстративно отцепил себя от простыни и встал.
– Не хватает у тебя… На столе, луку зелёного. Лук в хозяйстве есть, или тоже, под медным тазом?
– Огород за домом, – дёрнула белобрысой головой девица, очки в окно едва не улетели. -Там найдёшь.
– Хозяйка, тоже мне…
Бормоча что-то неодобрительное, служитель выкатился из кухни, а Мофей обратил доброжелательный взор на раскрасневшуюся девицу.
– Экая ты склочная баба, Савка, право слово.
– Я не баба! – вскрикнула та рассерженно.
– Нашла чем гордиться! Уж и не знаю, как с тобой быть. Как не назови – всё не по нраву. Ладно, лучше скажи, зачем тебе с нами на Север-то шарашиться? У тебя ж тут всё как у истинного учёного: кормят, поят, чепуховиной всякой заниматься не мешают. Чего тебе ещё надо?
Савватея серьёзно покачала головой, очки забавно перекосились.
– Новые горизонты зовут. Неизведанное манит, неизученное. Хочу, чтобы моё имя помнили потомки!
Мофей непонимающе губы скривил.
– Не хотел бы я, что бы моё имя помнили подонки.
– Не подонки, глухарь, – в сердцах воскликнула девица. -Потомки!
– Можно подумать, среди них подонков не будет.
– О-о-о… – Савватея с громким стуком опустила задницу на лавку. – А тебе-то туда зачем? Твоей простой душе чего не хватает?
Мофей коротко хохотнул.
– Ума мне не хватает – оттого и дураком зовут. А идти всё равно куда-то надо. Жизнь идёт – и я иду. Куда приду – видно будет. Может быть даже пойму зачем?
Неспешную беседу прервал дикий вопль, в котором поровну смешались боль, страх и недоумение. Вопль быстро приближался, Мофей вскочил, повернулся к двери, привычным движением выдернул саблю из ножен. В кухню ворвался багроволицый Апар, его рот извергал отчаянный вопль, а в глазах застыло детское недоумение и нешуточная обида. Поскольку никто за служителем не гнался, Мофей положил оставшуюся безработной саблю на стол и усадил бедного Апара на лавку возле окна.
– Ты чего это, мил человек? – вопросил участливо. – Кто тебя так напугал, сердешный?
– А вот гляди!
Апар задрал подол служивого одеяния и выставил перед собой голую ногу. На хозяйку взглянул гневно, обличающе. На белой и пухлой, как свежая булка, икре, красовался отпечаток
