банку. Однако ни тот, ни другой не смогли принять этого предложения. По разумению Селиванова, теперь он мог чувствовать себя свободным от всех обязательств перед Чеховыми. В следующем же году он въехал в дом вместе с племянниками Петей Кравцовым и Сашей Селивановой, а также позвал к себе Антона. Тому житье у Селиванова понравилось. Никто его здесь не притеснял, кроме, пожалуй, кухарки Явдохи – единственной прислуги в жизни Чехова, которая его недолюбливала, – она считала его дармоедом, на которого можно прикрикнуть, и отнюдь не хозяином, которого надо слушаться. Антон с Петей лихо – пальбой из ружья – встретили новый, 1877 год. Антон хвастался в письме к двоюродному брату Михаилу: «В комнате воняет порохом, и пороховой дым покрывает кровать, как туман; вонь страшная. Это, видишь ты, мой ученик пускает в комнате ракеты и подпускает вместе с тем своего природного, казацкого, ржаного, батьковского пороху из известной части тела, которая не носит имя артиллерии».
Чеховы Новый год встретили в тоске, даже несмотря на то, что таганрогские власти позволили Митрофану Егоровичу купить для брата и его жены годовой семейный паспорт – теперь они могли открыто жить в Москве. Пожалуй, лишь один Миша не унывал: поняв, что ему грозит работа посыльного в магазине Гаврилова, он обшарил всю Москву и, наконец, уговорил одного директора школы взять его к себе и подождать, пока не найдется попечитель и не заплатит за учебу. Зима стояла холодная, но у одиннадцатилетнего Миши даже и пальто не было, так что в школу приходилось бегать вприпрыжку. Сто рублей, присланные Егором Михайловичем, быстро разлетелись. Антону было велено продать пианино и выслать деньги в Москву. Туда же была отправлена и его выручка от трех частных учеников. Коле удалось продать картину, Александру – юмореску, но оба они тратили деньги лишь на себя – любили приодеться и не отказывали себе в выпивке. Когда Антон перестал посылать в Москву дешевый табак, Александр, не стесняясь, перешел на дорогие овальные сигареты «Саачи и Мангуби».
Деньги утекали во всех направлениях. Александр послал Антону 15 рублей, чтобы тот купил билет в Москву на пасхальные каникулы. Семнадцатого марта Антон впервые в жизни отправился в столицу, хотя никто не представлял себе, где взять деньги на обратный билет. Александр убеждал брата остановиться у него в Грачевке и не стремиться в переполненную родительскую квартиру: «Во-первых, потому что я живу один и, стало быть, ты мне не помешаешь, а будешь дорогим гостем; во-вторых, потому что у родителев всего две комнаты с пятичеловековым населением (живущий тут же пес не в счет), в-третьих, обстановка у меня гораздо удобнее, чем у них, и нет ни оподельдоков, ни Ма [Евгении Яковлевны], ни 2 Ма [Маши], вечно плачущей по каким угодно причинам. В-четвертых, нет у меня пьянствующей безобразной Гавриловщины, а в-пятых, живя у меня, ты будешь свободен делать что хочешь и идти куда хочешь».
А стены родительского дома беспрестанно сотрясались от дрязг. Коля по пяти раз на дню клялся, что съедет. Павел Егорович с женой никак не могли
