в письмах на кашель. – Да плохо, – ответствовал «нахал», – одна слава, что воды целебные. Брат ваш кашляет по-прежнему, не чахотка ли у него?
Варвара Яковлевна изменилась в лице:
– Бог с вами, какая чахотка! Да и чахотку нынче лечат. Может, ему отправить бергамотов французских? Я слышала, прекрасное средство против чахотки, главное – природное. – И она обратилась к девице, про которую все временно забыли:
– Ты, Глафа, недавно с Полтавщины. Растут у вас в имении бергамоты?
– Растут в теплицах. Но против кашля их нужно много съесть, штук 20.
«Нахал» снова не мог удержаться от смешка.
– Помилуйте, кто же может съесть 20 бергамотов?
Хозяйка, желая снова снять неловкость, мирно заключила:
– Ну, двадцать не двадцать, но я слышала, что много.
Анненков подумал, что, если девица не отступит, он обязательно к ней подойдет и познакомится.
И почти против воли услышал: – Да их легко есть, они маленькие и кисленькие, наподобие лимона, но не такие резкие. Не меньше 20, иначе кашель не пройдет.
Почти сразу после этих слов Варвара Яковлевна увела своего гостя – для представления прочим завсегдатаям гостиной. По-видимому, она уверилась, что тот фрукт, который являет собой ее тетя, – не для него. На их месте, подле молодой особы, как-то само собой, оказался Анненков. Пушкин, к которому Павел Васильевич, со времени своего корпения над его тетрадями,[2] относился по-родственному, в таких случаях употреблял слово «нечувствительно». Анненков нечувствительно оказался против странной девицы и нечувствительно завел с ней разговор. Впоследствии он даже не мог вспомнить, о чем они говорили, но впечатление от этой встречи было так сильно, что, приехав тем вечером домой, он долго сидел на постели без движения. Силы его покинули. Он был потрясен, ошарашен, сбит с ног. И это было началом той двухлетней эпопеи, которая в конце концов завершилась венчанием в Исаакиевском Соборе 26 февраля 1861 года.
В Клубе все было по-старому. Обслуга, знавшая Павла Васильевича, кланялась и расплывалась в улыбках, завсегдатаи радостно кивали, многие подходили поздороваться и перекинуться словом.
Подбежал один из знакомых комитетчиков, что-то затараторил о насущных нуждах… Анненков слушал вполуха, он поймал себя на мысли, что все связанное с его работой в различных комитетах сейчас отошло для него на второй план. Его женитьба совпала с подъемом дремавших в обществе сил, пробужденных реформой, дарованной царем народу. И в обществе, да и в Анненкове, поначалу было много энтузиазма, желания реформу подтолкнуть, помочь обеим сторонам – крестьянам и помещикам – в их новом положении. Однако дело шло туго. Крестьяне бунтовали, видя, что земля остается у помещиков и им придется платить за земельный надел. Начались студенческие бунты против «грабительской реформы».
Верное своим привычкам, правительство на крестьянские и студенческие бунты отвечало
Павел Анненков – первый биограф Пушкина («Материалы к биографии Александра Сергеевича Пушкина», 1855), он издал «Собрание сочинений Пушкина в 7 томах» (1855–1857), ему принадлежит труд «Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху» (1874).
