принято. Пусть, не мешает же такое никому. Всё лучше, чем вот так, в стельку.
Из песочницы торчала светлая детская макушка. Савва набирал полные горсти, методично швырял перед собой, словно пытался пересыпать весь песок в середину.
В голове всплыло Ингино утреннее: «нужна последовательность действий». И правда, зацикленный. Зато молчит.
Так, а Елена где? Где мать-то?
Артём огляделся. Пусто. Прохожих нет. Кому к восьми – уже ушли, кому позже – кофе допивают.
При мысли о кофе в голове всплыла «чёрная дыра», настроение испортилось. Лены не видно. Лишь Каримыч шарашился вокруг песочницы.
Савку спрашивать бесполезно. Он ни с кем не разговаривает. Полезешь с вопросами, разорётся ещё. Но что ж делать? Наверняка мать отлучилась на минуту. Только ведь одного пацана не оставишь. Ещё чёрт этот пьянющий спозаранку. Он, ясен пень, мухи не обидит, но мало ли чего в голову взбредёт. Да и пацан неадекватный, ему для срыва много и не надо, достаточно по головке погладить и всё: прощай, покой – привет, истерика.
Артём посмотрел на часы 7:43. Времени в обрез, добираться ещё но…
– Савва, а мама где? – само вырвалось.
Спросил и зажмурился, ожидая пронзительный визг, и тут же вздрогнул, услыхав в ответ неожиданно спокойное:
– Вот.
Савва, не оборачиваясь на собеседника, пальцем вытянутой руки указывал в центр песочницы.
Артём сделал несколько шагов с тротуара, где стоял всё это время, на детскую площадку, чтобы понять, на что показывает малыш, и замер в ступоре.
Посреди песочницы зияла дыра. Это и ямой было не назвать. У ямы есть края, дно и логическое объяснение: выкопали, обвалилась… Это была просто дыра, около метра в диаметре, а из дыры по грудь торчала… Лена, Савкина мать. То, что это она, можно было догадаться лишь по волосам. Волосы у Лены шикарные были – густые, светлые, льняного оттенка. Инга ей завидовала слегка даже, мол, везёт Ленке, блондинка натуральная, краситься не надо, только ей заняться волосами некогда, всё время Савка отнимает, соберёт их в пучок на затылке и…
Теперь вот только по этому пучку Артём её и признал, потому что лицо её было изуродовано до неузнаваемости: носа нет – то ли вырван, то ли отъеден, на щеке рваная рана, как от укуса. Артём, не веря глазам, стоял и смотрел, как слипшиеся пряди, перепачканные кровью, мотаются из стороны в сторону, повинуясь бестолковому дёрганью головы. А макушка все такая же светлая, как у Савки.
Обглоданные до костей руки тянулись к сыну, тот, в свою очередь, методично забрасывал этот ужас песком.
Никаких здравых объяснений происходящему не было. Сначала показалось, что это всё продолжение сна. Может, не проснулся до конца и видит продолжение кошмара в той же песочнице, где сам потерял совок? А может, с ума сошёл: видения у него, галлюцинации. Или траванулся? С колбасой чего не так
