вы?.. огорчился Сидоров, – Неужели больше нет выхода?
– Деньги, деньги, денежки, деньжата, деньжатки, деньжаточки… ненаглядные, проклятущие. Окхо-го!.. кривлянно, бравируя пошлецкой, заподмигивал, задёргал бровями старик, – Мно-ого денег. У-о-оч-чень премно-о…
– На что?
– Люблю. Та-ак! Так просто. А ты? Кхе-ге-хгке!..
Посмех-поскрип: древние, разболтанные, едомые червём половицы на сгнивших лагахтяжкие каблуки по ним.
Старик не был пьян. Старик был нормален. Старик обезъянничал для него. Злил его. Зачем?
– Зачем?
– Нет выхода? Выход? Есть! Выход есть, выход есть, есть выход… е-есть, выход есть. Это же выхо… А-апчх!.. – с изжёванных губ слетала слюна. В глазах прыгало притворное колючее веселье. Старик был нормален.
– Кому? Куда? Зачем? Выход? – терпеливо успокаивал его Сидоров, удивляясь себе, отчего он стоит, не уходит.
– Не мне же! Пацан! Гхе-ги-гекх!.. – возмущённый вскрип-взвизг: распахнулась дверь с век не смазываемыми петлями.
– Извините, – сказал Сидоров тоном профсоюзного активиста, – Если вы имеете сообщить что-нибудь дельное – будьте любезны. В противном случае… Вся эта клоунада мне уже как-то на…
– Он! – вдруг лязгнул чугуном старик и скорбно прикрыл глаза, – Это он. Ну наконец… Не бойся. Ты это. Всему время, всему. Понимай!
Сидоров попытался разозлиться на старика. Не смог. Получилось – стать озабоченным.
– Спасибо за содержательную беседу. Тороплюсь, извините. Позвольте откланяться.
Он вложил в костлявую вздрогнувшую руку две сотни – половину своих наличных финансов, немалым усилием воли оттащил себя от несуразного музыканта, втолкнул в людское уличное теченье. Но успел почувствовать лопатками уколы усмешечек, всплывших из голубых глазничных болот: «Э! Куда ж ты торопишься, Сидоров? Куда торопишься?.. Неужели ты куда-нибудь ещё не опоздал?»
В попутном гастрономе Сидоров приобрёл не особенно свежий батон, пол-кило сосисок молочных и пачку сигарет «Космос». На этом внедомашние события дня были исчерпаны.
Запортилась погода. Похолодало. Небо обросло суконными тучами, взыграл шквалистый ветер. По тротуару носился цветной бумажный мусор, пыль в асфальтовых выбоинах то и дело взверчивалась винтовыми вихрями, красиво повращавшись на месте, прыскала в стороны, в волосы и глаза прохожим. Сидоров вспомнил утренний радио-прогноз, обещавший категорическое «тепло и ясно». Что ж, на то он и прогноз, чтобы не сбываться.
Дома Сидоров в охотку сполоснулся под душем, сварил и с удовольствием съел четыре сосиски с горчицей, выпил два бокала отменного цейлонского чая. Удалившись в свою комнату, включил проигрыватель, поставил любимую пластинку Поля Мориа, рассеянно послушал, вытянувшись на диване, и неожиданно задремал.
Когда проснулся, уже стемнело. За окном разбойно свистел усилившийся ветер. В дверь стучала Лидия Львовна.
– Митя! (Да, Сидорова звали Митей.) Тебя чего не слышно? Уже спишь?
