что, с одной стороны зависть, а с другой стороны довольны, что у них поменьше скандальной работы. Он в большинстве случаев быстро разбирается с просителями, хотя и вдумчиво. Я смотрел поначалу за его работой, чтобы подстраховать, если что, но он быстро вошел в курс дела и сам разруливает.
– Ты, Валентиныч, с ним поосторожнее – знаменитость футбольная, все же, хоть и бывшая, да и, мне по секрету шепнули, сам Брежнев его привел. Чуешь, кто за ним стоит!
– Честно говоря – не знал. Хотя я и подумал, что с какого перепугу нам 50-летнего пенсионера подсунули, а для него это стартовая площадка должна быть. Ну, ничего, мужик адекватный и я с ним не ссорюсь.
– Правильно, Валентиныч.
Я иногда слышал разговоры посетителей в приемной комнате о том, что люди обсуждали нового работника, то есть меня, стараясь подгадать так, чтобы по очереди попасть именно ко мне на прием, хотя и другие работали вполне ответственно, выполняя свои обязанности. Однако после приема ругались почем зря, вспоминая «тупых» посетителей и просителей.
– Палыч, вот ты что скажешь. Вот достала меня сегодня гражданка из Ставрополья со своими жалобами на местную власть.
– А в чем, Андрей, суть жалобы?
– Да имущественный спор по территории домовладения вышел между этой вдовой, муж, вроде, в войну погиб, и начальником районной милиции, который что-то там построил на якобы незаконно отторгнутой от ее домовладения земле. Быть такого не может, чтобы начальник милиции так поступил. Эта обычная скандалистка с тремя классами образования, жалобу без грамматических ошибок написать не может, а туда же, в Москву дошла.
Что тут можно было сказать. Все могло быть, конечно, в этой ситуации. Возможно, это была скандалистка по природе и даже начальники милиции ей не преграда, но, все же, в 99 случаях обычную труженицу засудят в спорах с властьимущими.
– То есть ты думаешь, что обычная работница фабрики, тем более вдова, будет отжимать у начальника милиции часть его участка? Понимаешь, вероятно, что она прошла районные и областные инстанции, и надежда на справедливое решение у нее осталось только на нас – верховную власть. Знаешь, почему разгул бандитизма все же быстро прижали в 40-х и начале 50-х годов?
– Почему, Палыч?
– Потому что много было демобилизованных военных, которые научились убивать во время войны, и в суды не бегали, а в случае проблем, решали эти проблемы так, как научились на войне. Особенно этим «грешили» те вернувшиеся с фронтов люди, у кого никого не осталось или еще ничего не было, что было страшно потерять, если тебя посадят за убийство, даже уголовника.
– Это ты к чему.
– К тому, что был бы у нее муж, то мог бы и по-военному решить дело. Мне кажется, что тут обязательно надо разбираться – слишком уж мутное дело.
– Я думал, ты меня поддержишь, а ты макнул носом.
– Ты бы, Андрей, посидел бы в окопах вместе с такими людьми, когда они с оружием в руках со своими тремя классами давали тебе 10 классов и институт окончить, тогда бы и рассуждал. А то смотришь на жизнь из родительской квартиры со
