друг с другом и «гнали и понукали, как быдло».
Среди этих тысяч пленных (2800 шведов сдались на полтавском поле, 20 тысяч у Переволочны) оказался и 23-летний старший лейтенант шведской армии Георг Генрих фон Борнеман, уроженец Сконы (юг Скандинавии). К зиме его вместе со всеми привели в Москву, где в первый день нового 1710 года их провели огромной колонной по улицам столицы при торжественном въезде в нее императора. На этом участие пленных в победных празднествах закончилось, и Петр Великий разослал их по городам и крепостям империи, указав строго охранять и использовать на различных работах. Георг фон Борнеман попал в партию, идущую в небольшую крепость Симбирск на берегу Волги, в краю тогда диком, пустынном и мало освоенном. Ему было суждено войти в историю этого края его первым поэтом.
В Симбирске пленные шведы копали ров вокруг крепости. Вечерами им было скучно, и Георг фон Борнеман начал писать стихи. В конце XIX века они были изданы в Швеции, в наше время к ним был написан подстрочный перевод, совершенно ужасный. Хотя люди, знавшие шведский, утверждали, что писал Георг хорошо, с юмором и «умел в рифму». Лишь в 2009 году его стихи творчески перевел А. Послыхалин, и стало понятно, что талант у парня действительно был.
Любимый мой брат, пишу, что узнали мы горе, -
Должны до конца испить этот горький напиток.
В небе над нами мы видим сверкание молний.
Полная ужаса ночь и света мгновенные блики.
Днем – блеклое, тусклое солнце светит едва из-за тучи,
Западный ветер в наш парус уж больше не дует.
Вдвоем вознесем этот крест мы на самую кручу
Сиянье надежды он в нас непременно разбудит.
Так как вокруг обычно не происходило ничего интересного, большая часть лейтенантской лирики раскрывает его внутренний мир. Георг мечтает о том, чтобы волжская вода превратилась в пиво, и о том, чтобы с полячкой госпожой Тауб поехать на острова, где им не нужна будет кровать. Вполне естественные желания для скучающего молодого человека.
Вообще, прекрасный пол занимает значительное место в его творчестве. Георг фон Борнеман оставил нам первый и, пожалуй, самый яркий поэтический образ симбирских женщин.
Наш новый тупой воевода, что глуп, как полено,
Нам не дает по русским девицам гулять.
Да и не хочется, в общем, скажу откровенно:
Слов шведских не знают, красивыми их не назвать.
Чего он так взъелся – никак мы не можем понять…
Они высоки и толсты, как огурцы или тыквы,
В талии схожи они с бочкой из Гейдельберга,
К коже обвисшей трудно нам было привыкнуть,
К сопливым носам петушиным, в которых ты, верно,
Увидишь вчерашнюю пьянку, что скоро обрыкло.
Рот безразмерный у них и ослиные уши.
И подбородок жирный висит шматом сала.
Губы не
