олько шесть веков исполнилось.
Однажды люди ушли в поле, а взрослые домовые – в гости к полевикам. Домовята остались одни. Вылезли из-под печки, хозяйничают в избе. Афонька с Адонькой выскребли чугуны, горшки, сковородки, вылизали до блеска, зовут всех полюбоваться. Сюр притащил обувь, какая под руку попалась, поплевал на неё, вытер краем рубахи, дал всем примерить. Принёс с улицы одинокий лапоть, и все по очереди прыгали в нём на одной ножке. Сосипатрик с Куковякой прогнали из-под лавки мышей и тараканов, нашли горошины, орешки и пуговицу. Горошины и орехи съели.
Полюбовались, как блестит пуговица, унесли её под печку и спрятали в большой зелёный сундук.
Кузька любил подметать. Пыль из-под веника – к потолку! Степенный Бутеня отнял веник, и Кузька вместе с лучшим другом Вуколочкой глядел с подоконника, как сердито Бутеня двигает веник и как весело бежит за веником чистая дорожка.
Вдруг домовятам почудилось, что идут люди. Скорей под печку. Притаились, слышно стало, как шуршат и шныряют мыши. Вуколочка молчал, а потом мяукнул и запел:
Ходит Васька серенький,
Хвост у Васьки беленький,
Глазки закрываются,
Когти расправляются.
Играют в кошки-мышки. А настоящие мыши дразнятся:
– Мы усатенькие, мы хвостатенькие! А вы и велики, и толсты, и лохматы, и конопаты! Ни усов, ни хвостов! Не похожи на мышей ни норовом, ни говором! И на кошек не похожи! Ни пастью, ни мастью! Глаза не вертучие! Лапы не цапучие!
И тут Кузька увидел, что с потолка падает уголёк, хорошенький, красненький. Кузька знал, что любоваться угольком нельзя. Надо сразу наступить на него лаптем, тридцать три раза топнуть, тридцать три раза повернуться – и никакой беды не жди. Но глупый домовёнок радостно завопил:
– Ребятушки-домовятушки! Ступайте сюда! Будем играть в мужичков-пожарничков!
Уголёк раздули, подстелили ему соломки, угостили щепками. И запел, заплясал огонь. Давай всех кусать, обижать, обжигать. Домовята от него, а он вдогонку. И ест по пути всё без разбора: перины, сенники, подушки. Чем больше ест, тем сильнее становится. Кинули в него скамейкой, табуреткой – съел и не подавился. Жаром пышет. Красными искрами сверкает. Чёрным дымом глаза ест, серым дымом душит. Домовята под стол и ревмя ревут:
– Огонюшко-батюшка! Не тронь, пожалей!
Вдруг из огня голос:
– Детушки! Бегите сюда!
Домовята ревут:
– Огонь нас кличет, съесть хочет!
Но Кузька догадался, что огонь шумит-гудит без слов и что зовёт домовят дед Папила. Ухватил Кузька Вуколочку и – на голос.
– Ой! Огонь Кузьку съел, Вуколочкой употчевался! – плачут домовята.
А Кузька цел-невредим, уже тащит за руки Сюра с Куковякой. Остальные следом бегут.
Дед всех пересчитал, отправил на волю, а Кузьку оставил: «Жди, не пугайся!» И в огонь. Бороду опалил, но вынес два сундука, большой и маленький. Маленький отдал Кузьке:
– Выручай, внучек! Две ноши не по силе.
Сундучок лёгонький, домовёнок на ногу быстрый. Обогнал дедушку, выскочил на белый свет и пустился без оглядки. А огонь шумит:
– Стой! Догоню! У-у-у!
Оглянись Кузька, он увидел бы, что не огонь за ним гонится, а низко-низко летит в ступе Баба-яга. Тянет руки, хочет схватить домовёнка с сундучком. Но тот забежал в лес. Пришлось Бабе-яге подняться выше деревьев:
– Не уйдёшь! Поймаю! Улюлю!
Долго ли бежал Кузька, и сам не знает.
В большом лесу
Маленький домовёнок с размаху налетел на огромное дерево и кувырк вверх лаптями. Дерево так стукнуло его по лбу, что искры из глаз посыпались. Кузька зажмурился, чтобы от них лес не загорелся. А дерево шумит:
– Куда бежишь? Почто спешишь?
Сороки стрекочут:
– Воры! Воры! Прячься в норы!
– Бить его мало! – заливаются мелкие пташки. – Бить! Бить!
– Я не вор! – обиделся Кузька, открыл глаза, увидел над собой зелёную змею и хвать её палкой.
– Ой-ой! – запищал кто-то. – Зачем бьёшь мой хвост? Сей же час убегай, откуда прибежал! Ты такой страшный! Глаза б мои на тебя не смотрели! Вон из нашего леса!
Поднял Кузька голову, а в листве чьи-то глаза блестят и мигают.
– Я позабыл, откуда прибежал!
Из листвы высунулась зелёная лапка, ткнула пальцем в чащу. Там кто-то урчал, выл, повизгивал,
