только-только после тысячедневного лихолетья фашистской оккупации оправилась деревушка Верещено, та, что в Шимском районе Новгородской области-губернии, от невзгод и разрухи. Немного в ней сохранилось более-менее пригодных для жизни хат-избушек – ох, немного. Хотя линия фронта вроде б прошла стороной да главный жаркий бой за переправу через многоводную реку Шелонь у районного города всего-то в пяти верстах от них был, деревне рикошетом немало бед досталось. Но дом бабы Дуни под защитой старых яблонь и слив, выросших глухой стеной вокруг него, выдержал и её с детьми (тогда пятилетним Коленькой и двухлеткой Валюшкой) в глубоком погребе уберёг, спас. Он и теперь неприметно в сторонке стоит средь выросших ныне вокруг него коттеджей да вилл. Чуть весной запоздаешь приехать к нему – вся лужайка перед ним прорастает молодыми побегами плодоносных деревьев. Ничто им не помеха. Да и то верно: жизнь продолжается!
– …Что отдать? – пряча руки за спину, бойко звенит в ответ черноглазая малышка.
– Да яйцо, яйцо отдай, – ухмыляется брат.
– Какое ещё яйцо?
– Да куриное, ку-ри-но-е, – тянет по слогам. – Оно тебе всё равно без надобности, что ты с ним делать-то будешь?
– А ты – что? – подозрительно сужает глаза чумазая, со свежей ссадиной на лбу сестрёнка…
Эх, и вечно-то её где-то носит, и вечно-то она во всякие истории попадает. От горшка два вершка, а всё туда же – командует… Командирша! Мать её, Евдокия Михайловна, баба Дуня, тридцатилетняя солдатка-вдовушка, бывало, безнадёжно махнет на неё рукой, бросив в её сторону:
– Векша – она и есть векша!
Что б это значило?..
Теперь уж не спросишь!
Известно лишь, что дочка в карман за словом ответным не лезла: чуть что не по её выходит – тут же, невзирая на возраст того, кто перед ней, выдаст в ответ что-нибудь такое-разэтакое, а потом ещё и споёт победоносно себе под нос:
Валенька, Валенька —
чуть побольше валенка…
Какая была Валенька?..
Маленькая!..
За два послевоенных года любознательная шестилетка (на вид и того моложе) излазила все окрестности деревни вдоль и поперёк – от озера Ильмень в трёх километрах на юге до развалин старой церкви на погосте в двух километрах на север. И в какие только передряги в этих своих путешествиях она не попадала, прочно войдя в сознание соседей и родственников, коих у неё почитай вся округа, как главный возмутитель покоя! Впрочем, именно за эту беспокойность и любили Валю, потому как весело с ней, интересно, ведь она же Векша – «в каждой бочке затычка»: ничего не упустит, никому спуску не даст, везде правду-матку срежет.
Смешно.
Потешно.
Но ничего-то не изменится с тех пор, немало бед через ту «правду» ей достанется в жизни.
– …Да ладно тебе, – неожиданно отступив, миролюбиво выдыхает брат. – Я же видел, как ты из сеней бабы Фени только что тайком вылезла.
– И что? – хмурит
