моего терпения переполнилась. Я бросился на него, пытаясь схватить за шиворот, но он оказался невероятно силен – отбросил меня как пушинку. Я выхватил из джинсов выкидуху длиною в персидский меч, которая, как часть моего тела, постоянно находилась при мне, и в мгновение ока приставил к его бычьей шее.
– Зарежу, как свинью, блядская ты душа! – произнес я таким голосом и, как видно, с таким выражением лица, что этот человек, подобный Голиафу, стал походить на пиявку.
– Джумбер, Джумбер, успокойся…
– Да пошел ты… и утешь свою бабушку, когда будешь в Лечхуми или Хуло, – сказал я, отталкивая его от себя.
Я уже собрался двинуться вперед по шоссе, как вдруг в последний момент мне стало почему-то жаль Володю. Я вернулся и бросил на капот машины стодолларовую купюру. И больше уже не смотрел в его сторону. Теперь мне предстояло преодолеть пять километров до Барвихи.
Был у Андрея Панова в Химках огороженный, тщательно ухоженный лужок с безупречно подстриженной травой. На нем была площадка для игры в гольф, белый песок и искусственные водоемы. Мне никогда не приходилось играть в гольф, но меня всегда привлекало красивое зеленое поле.
Мы оделись в спортивную одежду, и за нами прибыла небольшая белая машина, доставляющая игроков к месту игры.
– Садись, – сказал Панов.
– После тебя, – проявил я учтивость.
– Ты поведешь.
– Слушаюсь, – подчинился я.
Не помню уже, какое расстояние мы проехали, но от лунки с флажком отдалились основательно. Я уже было подумал, что мне никогда не попасть в заветную ямку, но, к счастью, ошибся, и первым же ударом высоко подбросив мячик, так далеко отправил его, что Панов переглянулся с парнями из своей охраны, которые с раскрытыми ртами наблюдали за траекторией полета.
– Ничего себе! Играл раньше?
– Где я мог играть? Я впервые на площадке для гольфа.
– Давай сыграем на что-нибудь, – предложил он.
– На что?
– На бабки, – с серьезным лицом отвечал он, но не сдержавшись рассмеялся.
– Нет, правда, на что предлагаешь? Впрочем, и правил я не знаю.
– Правила нам не понадобятся.
– Это как?
– Пройдем на ту главную площадку, отмерим пятнадцать метров и выясним, кто забросит больше мячей из десяти ударов.
– На что играем?
– На приседания.
– Сколько делает проигравший?
– Триста, – выпалил он.
– Ну, ты хватил.
– А ты как хотел? Не проигрывать и не нервничать?
Судейство Панов доверил одному грузинскому парню. Этого 17—18-летнего уроженца Батуми он забрал из самарского детского дома. Он ничего не умел делать, но зато был электриком и сантехником от Бога. Панов ему благоволил – если со своей обслуги он драл семь шкур, то в отношении молодого грузина проявлял относительную мягкость.
Наш
