style="font-size:15px;"> Оказавшись на пляже, Марк повернулся спиной к океану и представил на берегу их дом. Он напряжённо вспоминал мелкие детали деревянного сооружения, и «фазенда» выросла прямо на глазах, достраиваясь помимо его воли. «Всё оказалось слишком просто, – понял Марк с некоторым разочарованием, – ведь наш дом из ролевика, а матрица ролевика хранится в эосе». Взбежав на крыльцо, внутри он обнаружил пустые комнаты. Здесь пришлось поработать, вспоминая придуманное Ритой убранство. Реконструкцию закончил в гостиной. Последний штрих – цветы на сервированном обеденном столе. Сначала поместил в вазу развесистый букет роз. Затем, подумав, заменил их маргаритками Bellis annua. Этот сорт астровых, на взгляд Марчика, ничем не отличается от обыкновенных ромашек, но Рите нравится именно он. Вот она удивится, когда войдёт в эос!
Сделав дело, зачем-то вернулся на берег океана, хотя скомандовать «Домой!» можно было и в бунгало. «Ритка права. Вот я сейчас подумал: «Домой!», и ничего не произошло. Нужно волевое усилие. Здесь и вправду безопасно, – обрадовался Марик, – и всё кругом как в нашем ролевике, точь-в-точь. Только стенок нет между нарисованным и скреаченным. Потому что нарисованного нет. Или есть? Проверить что ли… Если отплыть от берега метра на три, то должна быть стенка…» Марик так живо это представил, что увидел её – слегка затуманенную, едва уловимую плоскость. Как в детстве, когда совал руку в ничто, он, не раздумывая, заглянул за плоскость и провалился.
Остров исчез, что-то белое его окружило. Снег? Да, это снег. Пронзило странное, незнакомое чувство: присутствие ощущалось как отсутствие – пребывая здесь, ты отсутствуешь где-то, и по этому чувству отлучения понимаешь, что вообще где-то находишься.
Посреди бесконечного снежного поля стоял сарай. Внутри было пусто. В углу желтел ворох сена, и Марик догадался, что это летний хлев на заброшенном пастбище. Сквозь щели в дощатых стенах задувала позёмка. Тоскливая реальность происходящего была вполне осознанной, и Марик расслабился: всё под контролем, он не рассуществлён и в любой момент может сказать «домой!». Но тут же возникло понимание, что никакого дома нет, как нет и выхода отсюда. И что происходящее вместо него осознаёт кто-то другой… Ворох сена зашевелился, и он увидел себя со стороны – высокий мужчина сидел на земле и выбирал соломинки из своей седой шевелюры. Потёр небритый подбородок и встал. Офицерская шинель со споротыми погонами и без хлястика висела на нём колоколом, как женская юбка. Он подошёл к воротам хлева, но не стал их открывать, а остановился напротив щели между дверными створками. Бессмысленное снежное поле предстало глазам узкой вертикальной полоской – снизу белая, а сверху серая, цвета неба. На что это похоже? На градусник? Нет… Он попытался вспомнить, как точно выглядит градусник, но образ предмета истёрся из памяти, как истёрлась и эта, уже не до конца понимаемая, игра «в щёлки», такая же бессмысленная, как снег. Притупившаяся тысячелетняя тоска вдруг прорвалась, скрутила душу, и та не брызнула воплями, а зашелестела тихим вздохом, как выжатая досуха тряпка.
