их судеб. У нас с моей Беатриче есть родство. Она, с провинциальным ожиданием чуда, кажется значительней, чем суета вокруг.
Вечером мы со Светланой ходили по дорожкам в тени садов, заглядывая в окна, порхавшие синим светом телевизионных экранов, и во мне не было прежней неудовлетворённости. Эта ночь со светящимся небом в огромных необычных звёздах, эти таинственные сады казались податливыми до исчезновения. Подлинно всё: и охота внезапная – выкрасить дом, или землю вскопать. Где этот чистый источник запрятан древних порывов – свободно желать?
Я прочитал ей подправленные стихи, не называя автора, как бы только что сочинённые мной:
Что краше звёзд? Что звёзд закатных выше?
Молчи, молчи, о том не говори!
Там, в доме на окраине, под крышей —
Окно, горящее не от одной зари.
Она слушала как-то странно, я заметил, с влажными глазами.
Она говорила о себе мало. Дед её был независимым – от него её характер. Из-за чего отсидел в лагере. Рассказывал, как их вели колонной, и какой-то пацан пренебрежительно бросил ему пряник, твёрдый как камень. Ничего слаще не грыз. В детстве уехали от репрессий в глушь, на окраину, где нельзя найти. Здесь был приют каторжников, беженцев. Дед добровольно пошёл на войну, погиб под Сталинградом. От голода умерла его дочь, сестра мамы. Отец в детстве, после войны, убежал в детдом, и вернулся сюда, на новую родину. Здесь и умер. Училась случайно, не до того было. С трудом институт экономики закончила.
– Вот, как будто о моём отце написано. Из книжки стихов, которую нашла на помойке. Называется «Детский дом».
И прочитала строчки:
И во мне был ужас – детской раны,
Когда боль сиротства в нас скулит.
Но всегда был связан с миром ранним
Рода, что спасёт и сохранит.
Что же было в год послевоенный?
Мой побег из дома – в никуда,
Чтоб в семье хватило хлеба – ели,
И не умирали никогда.
И детдом – жестокий мир и взрослый
Дал мне выжить, смерти вопреки.
Время нас не бросило в сиротство,
Пусть и кто-то отнимал пайки.
– Кто он такой, этот поэт? Не нашла в Интернете. Сгинул, наверное, в безвестности.
Что-то есть в ней такое, о чём не хотела говорить. Я осторожно спросил:
– У тебя проблемы? С этим… замминистра?
Она глянула с нарочитым удивлением.
– Что ты… Хотя он меня ревнует. Не даёт проходу.
И повернула на другое.
– Как всегда, влипаю в историю. Послала в Комитет против коррупции заявление нашей экологической организации – как власти отняли у противотуберкулёзного санатория место в низине с целебным воздухом, и какие там построили для себя дворцы. Туда, кстати, он звал меня жить. Люди стали меня избегать, боятся за себя. Омоновцы берут меня уже на подходе к демонстрации. Если бы не наша народная дружина… Видишь, не только я тебя, но и меня берегут.
– Так
